По отбытіи от насъ сей шайки развратныхъ людей и съ наступленіемъ октября, наступившая дурная осенняя погода положила предѣлъ нашимъ надворнымъ работамъ и усадила меня въ домъ, гдѣ занялся я сочиненіемъ тѣхъ плановъ и бумагъ, о которыхъ просилъ меня намѣстникъ. А между тѣмъ по вечерамъ принялся опять за сочиненіе матеріала для «Экономическаго моего магазина», и не въ многіе дни весь матеріалъ на тогдашній 1785 годъ кончилъ. Разохотившись же въ семъ родѣ писанія и полагая навѣрное, что г. Новиковъ будетъ просить меня о продолженіи онаго и въ послѣдующій 1786 годъ, началъ на досугѣ заготовлять матеріалъ и на оный.
Между симъ нечувствительно наступилъ и день моихъ имянинъ и вступленіе въ 48-й годъ моей жизни. Мы праздновали оный по обыкновенію, и я сдѣлалъ у себя пиръ для всѣхъ нашихъ городскихъ знакомыхъ; а такимъ же образомъ отпраздновали мы и свой сельскій праздникъ въ мирѣ, тишинѣ и удовольствіи. Но спокойствіе мое не долго продолжалось, ибо, черезъ недѣлю послѣ того, вдругъ получилъ я повелѣніе, чтобъ мнѣ ѣхать къ намѣстнику въ Калугу и привести къ нему всѣ планы и бумаги, которыя велѣно мнѣ было от него сдѣлать.
Никогда не чувствоваль я такой досады и неудовольствія от сихъ поѣздок , какъ въ сей разъ. Получилъ я повелѣніе о семъ въ концѣ уже октября мѣсяца и въ самое дурнѣйшее тогда годовое время, ибо наступила уже самая глубокая осень и бывшія въ сей годъ частыя ненастья, слякоти, дожди, стужа и морозы испортили такъ всѣ дороги, что изъ доброй воли я тогда ни для чего бы въ свѣтѣ никуда не поѣхалъ. Къ вящей досадѣ, планы мои не совсѣмъ были тогда еще готовы и надлежало нѣкоторыя мѣста въ усадьбѣ и окрестностяхъ вымѣрить для означенія ихъ на оныхъ, чтоучинить бывшія тогда ненастье и дурныя погоды меня не допустили.
Но тогда нечего было дѣлать, я долженъ былъ повелѣнію повиноваться, и не смотря на всю стужу и дурноту погоды, иттить и спѣшить скорѣе вымѣривать все нужное, а по-вечерамъ уже накладывать на планы и оканчивать бумаги; а потомъ и нехотя пускаться въ предлежащій себѣ и порядочно дальній путь.
Предчувствіе мое, что я много имѣть буду въ семъ путешествіи труда и безпокойствія, совершилось въ полной мѣрѣ. Никогда почти не случалось мнѣ ѣзжать въ такую распутицу и такими скверными и дурными дорогами, какъ въ сей разъ. Вездѣ были не только грязи, но и самыя топи, и вездѣ надлежало не ѣхать, а мучиться. И какъ дни были уже тогда короткіе, а по ночамъ была страшная темнота, то принужденъ я былъ препроводить цѣлые четыре дни въ семъ путешествіи, и во время котораго тысячу разъ проклиналъ какъ прихоти намѣстника, такъ и собственное свое, слишкомъ уже великое къ удовлетворенію его желанія, усердіе.
Но какъ бы то ни было и хотя съ превеликимъ трудомъ и безпокойствомъ, но наконецъ я въ Калугу прибылъ, гдѣ приставъ на постояломъ дворѣ, цѣлый почти день принужденъ былъ отдыхать. Намѣстникъ, по обыкновенію своему, принялъ меня ласково и былъ весьма привезенными мною планами и бумагами доволенъ. Онъ продержалъ меня у себя въ Калугѣ цѣлыхъ четыре дни, въ которые всякій день я у него почти бывалъ, и были у насъ съ нимъ о многомъ разговоры и конференціи; а по-вечерамъ принужденъ я былъ, по приказанію его, заниматься на квартирѣ своей многими планами но причинѣ затѣваемыхъ имъ вновь разныхъ въ волостяхъ распоряженій и дѣлъ, и ему представлять по-утрамъ написанное и обо всемъ съ нимъ трактовать. Обѣдать же долженъ я былъ всегда оставаться у него, а иногда послѣ обѣда ѣздить съ нимъ по гостямъ, къ тамошнимъ именитымъ людямъ, чѣмъ хотѣлось ему усладить нѣсколько труды мои. Но мнѣ все то, равно какъ и ихъ театръ, въ который и я также однажды съ нимъ ѣздилъ, было уже не въ диковинку, а я охотнѣе-бь хотѣлъ сидѣть въ сіе время дома, въ своемъ спокойномъ кабинетѣ. Наконецъ удивилъ и смутилъ онъ меня опять одною новою, ни мало мною неожиданною затѣею, а именно: ему восхотѣлось въ саду у насъ, въ Богородицкѣ, построить каменную и преогромную ранжерею, въ которой не было намъ тогда ни малѣйшей нужды, да и была она, по пословицѣ говоря «ни къ селу, ни къ городу», ибо у насъ и маленькую деревянную ранжерею, за неимѣніемъ порядочнаго и знающаго садовника, содержать было не кому, а пользоваться большою и огромною ранжереею и подавно было не кому. И какъ я при первомъ упоминаніи о томъ намѣстника легко могъ предварительно заключить, что сія пустая затѣя навлечетъ на меня тысячу новыхъ хлопотъ и трудовъ, и безпокойствъ, то хотя и заикнулся-было я мысли его от сего предмета отклонить, но, примѣтивъ, что онъ крѣпко къ нимъ прилѣпился, принужденъ былъ, противъ хотѣнія своего я со внутреннею досадою, къ желанію его прикраиваться, совсѣмъ тѣмъ какъ онъ вздумалъ — было навалить на меня и самое сочиненіе затѣваемой имъ ранжереи плана, со смѣтою, сколько чего на построеніе оной надобно, то я, не обинуясь, от сего отрекся, сказавъ, что я въ семъ дѣлѣ не искусенъ и надобно сдѣлать сіе архитектору. «Очень хорошо, сказалъ онъ, такъ сходите-жъ къ здѣшнему нашему архитектору и вмѣстѣ съ нимъ подумавъ, сдѣлайте прожектецъ и мнѣ представьте».