Наутріе наполнился весь городъ съѣхавшимся для торга и найма нашихъ земель со всѣхъ сторонъ разнымъ народомъ. Съѣздъ былъ превеликій: кромѣ простаго народа и множества повѣренныхъ, однихъ дворянъ съѣхалось болѣе десяти человѣкъ. Всѣ сіи и вмѣстѣ съ ними и пріѣзжіе изъ Дѣдилова карабинерные офицеры, равно какъ наши городскіе, собрались по-утру къ г. Давыдову для поздравленья, ибо случилось сіе на самое Крещенье. И онъ послѣ обѣдни трактовалъ ихъ у себя на мой счетъ обѣдомъ. А послѣ обѣда и ввечеру было полное собраніе у меня, и я угощалъ ихъ всѣхъ баломъ и ужиномъ, и было ихъ такъ много, что какъ ни велика была моя зала, но всѣ они не могли умѣститься за столомъ, ибо набралось всѣхъ болѣе 30 человѣкъ. Итакъ, весь сей день провели мы довольно весело, и ничего дурнаго не было.
А въ послѣдующій день съ самаго утра и началась наша переторжка. Количество съѣхавшихся дворянъ увеличилось еще больше: никогда еще такова большаго съѣзда не было какъ въ сей разъ, но никогда не было и такого пристрастія и безпорядка при отдачѣ земли въ наемъ. Господа, другъ передъ другомъ наперерывъ, подлещаясь всячески къ г. Давыдову, старались выпрашивать у него себѣ земли безъ переторжки и какія имъ были надобны, а сей, по вѣтренности и любочестію своему, желая играть роль знаменитаго вельможи и самовластнаго повелителя, кичася тѣмъ, шваркался оными, какъ ему хотѣлось. И сколько наилучшихъ земель роздано имъ было тогда за сущій безцѣнок ! И можно было сказать, что сіи господа одни только и были счастливы, ибо что касается до бѣдныхъ повѣренныхъ и крестьянъ, желавшихъ также получить въ наемъ себѣ земли и начинавшихъ переторговываться, то ихъ не хотѣли почти и слушать, а иныхъ выгоняли даже вонъ, и случившійся быть тутъ егаза Темешовъ юлилъ и мутилъ всѣми. Словомъ, вся святость прежняго обыковенія моего при переторжкахъ такихъ рушилася и наблюдаемый прежде во всемъ порядокъ превратился въ шутовство, и я, смотря на все сіе, от негодованія пожималъ только плечами и только въ мысляхъ своихъ твердилъ: «Боже мой, что это происходитъ такое!» Наконецъ, г. Темешовъ вывелъ меня уже изъ терпѣнія. Перевертываясь какъ сущій бѣсъ, ввелъ было онъ командира моего въ превеликій простак (sic). Но случилось какъ-то подъѣхать и подоспѣть къ сему времени крестьянамъ графа Румянцова, владѣвшимъ изстари знатною частію сихъ оброчныхъ земель безъ переторжки. Почти что всѣ предмѣстники мои, да и самъ я, по приказанію бывшаго намѣстника, уважалъ ихъ для знаменитаго ихъ господина и никогда не отнималъ от нихъ сей крайней нуждной имъ земли. А какъ г. Темешовъ, жившій подлѣ ихъ въ сосѣдствѣ давно уже острилъ на сію землю свои зубы, дабы можно было ему наживать от нея тысячи, то, пользуясь ихъ непріѣздомъ, употребилъ онъ все пронырство къ увѣренію г. Давыдова, что они от земли сей отказались и къ убѣжденію его, чтобъ онъ землю сію отдалъ ему. А сей, не поговоривъ и не посовѣтовавъ о томъ со мною, по легкомыслію своему и махнулъ и ее ему подсунулъ. Господи, какъ сіе меня тогда вздурило! Не утерпѣлъ уже я, но сказалъ: «помилуй, братецъ Алексѣй Ивановичъ, что ты это проказишь; можно ли такъ статься, чтобъ они отказалися; мнѣ извѣстно, какъ необходимо земля сія имъ надобна; они, того и смотри, сюда подъѣдутѣ». И потомъ, отозвавъ командира своего къ сторонѣ, разсказалъ ему, какъ уважалъ ихъ и старикъ мой князь и самъ намѣстникъ и на-силу-на-силу убѣдилъ его и уладилъ такъ, что хотя ее ему и отдали, но такъ, чтобъ ее можно было и возвратить и отдать Румянцовскимъ, ежели они пріѣдутъ. А они въ самое время подъѣхали и заревѣли, услышавъ, что земля от нихъ отнята и отдана Темешову. Но, по счастію, дѣло было уже сдѣлано и былъ способъ прекратить ихъ вопли и, возвратя имъ землю, удовольствовать оныхъ.
Симъ образомъ продолжался у насъ крик и шумъ во все утро, даже за полдни, и на-силу-на-силу и кое-какъ дѣло сіе кончили и всѣхъ, кромѣ немногихъ, удовольствовали. По разшествіи всѣхъ, надобно было помышлять объ обѣдѣ, который былъ опять приготовленъ у командира моего въ замкѣ, и опять сопряжонъ былъ для меня онъ съ превеликими безпокойствами, досадами и неудовольствіями. Не убытка мнѣ было жаль и не того, что все происходило на моемъ коштѣ, а досадно было то, что не только во все продолженіе сего времени всѣ бездѣльники и недоброхоты мои мнѣ всячески злодѣйствовали и что не только съ одной стороны князь, а съ другой — Варсобинъ, какъ сущіе змѣи, надували командиру моему на меня всякія клеветы въ уши и бездѣльничали,—но и самые негодяи его слуги присовокуплялись къ ихъ злодѣйской шайкѣ и причиняли мнѣ поступками своими несмѣтныя досады. Но никто мнѣ столько досаденъ не былъ, какъ его камердинеръ, управлявшій тогда всѣмъ его тутъ хозяйствомъ. Сей, будучи превеликій мотъ и шалунъ, въ то время какъ всѣ господа наканунѣ сего дня у меня ужинали, собралъ въ замкѣ у себя цѣлое сборище слугъ и лакеевъ такихъ же мотовъ и бездѣльниковъ, каковъ былъ самъ, и ну съ ними-то пить, играть въ карты, транжирить и за всѣмъ-и-всѣмъ то-и-дѣло посылать ко мнѣ въ домъ. Бѣдные сол- ные съ ногъ даже сбились, бѣгая взадъ и впередъ, но и имъ только и слышно было: «давай то, давай другое». Господи! какъ досадно было все сіе намъ, а особливо моимъ хозяйкамъ! Имѣя и безъ того полны руки дѣлъ и головы, наполненныя заботами о приготовленіи собственнаго ужина и угощенія толь многихъ гостей, должны были мы еще и прихоти сего бездѣльника также удовлетворять, и тѣмъ съ вящею досадою, что вѣдали, что тамъ никого изъ гостей нѣтъ и всѣ требованія были пустыя. И какъ по самому тому иное отпускали, а въ иномъ отказывали, то сіе и взбѣсило того мота и бездѣльника, и онъ какъ от того, такъ и съ досады, что ввечеру проигралъ 200 рублей и злился, и ярился сильно по-утру и во время пріуготовленія въ замкѣ обѣда надоѣлъ требованіями и укоризнами своими нашимъ какъ горькая рѣдька: ибо по его и то было не такъ, и другое не такъ и дурно, того и того мало, и то, и то давай еще, и такъ далѣе. Но всѣмъ тѣмъ не удовольствуясь, а желая опять ввечеру имѣть для себя свободу, и чтобъ ему по- прежнему мотать и транжирить было можно, — ну, онъ всячески мастерить и доводить господина своего до того, чтобъ онъ назвался опять ко мнѣ на ужинъ и вечеринку, а сей, какъ олухъ, на то тот- часъ и склонился.