Но какъ бы то ни было, но я, несмотря и на частые бывшіе въ семъ году въ началѣ большіе и проливные дожди мѣшавшіе мнѣ въ работахъ, успѣлъ и въ теченіе одного мая мѣсяца весьма многое сдѣлать и имѣлъ притомъ удовольствіе видѣть у себя одного иностраннаго знаменитаго путешественника, ѣздившаго по всему свѣту для обозрѣнія всего любопытнаго. Былъ то нѣкакій графъ Мантейфель, человѣкъ молодой и очень любопытный и знающій. Разнесшаяся повсюду слава о нашемъ Богородицкѣ побудила его нарочно къ намъ пріѣхать, и я принужденъ былъ его, вмѣстѣ съ спутникомъ его, всюду-и-всюду и по всѣмъ зданіямъ и мѣстамъ выводить и все-и- все имъ показывать. Оба они смотрѣли на все съ превеличайшимъ любопыт- ствомъ и удовольствіемъ, а всего болѣе наша церковь и мой гротъ, который имъ отмѣнно полюбился, и зеркальная дверь и ихъ такъ хорошо обманули, что и они посхватали съ себя свои картузы для поклона на встрѣчу къ намъ самихъ ихъ идущихъ. Они расхвалили въ-прахъ меня за выдумку совсѣмъ новаго рода украшенія и признавались, что она зрѣнія въ особливости достойна. Когда же завелъ я ихъ противъ отдѣльныхъ уже тогда моихъ фальшивыхъ фигуръ, то они поразились такимъ удивленіемъ, что изобразить онаго были не въ состояніи и признавались, что они сколь много ни путешествовали уже по свѣту, но нигдѣ такихъ рѣдкостей не видывали, каковыми почитали они сіи фигуры, мой гротъ, а всего паче мою песчаную рюнну и пещеры, которыя превозносили они до небесъ похвалами. Да и все расположеніе сада такъ имъ понравилось, что они приписывали ему и мнѣ тысячу похвалъ и поѣхали от меня, принося мнѣ множество благодареній за доставленное имъ мною удовольствіе. Чѣмъ и я съ моей стороны былъ очень доволенъ, ибо считалъ сіе наилучшею за всѣ труды мои наградою.
Впрочемъ, достопамятно, что въ концѣ сего мѣсяца состоялась у тетки жены моей Арцыбышевой Матрены Васильевны свадебка. Она рѣшилась выдать и меньшую свою дочъ за сватавшагося уже давно за нее отставнаго кавалергарда, тульскаго помѣщика Льва Савича Крюкова, о которомъ я имѣлъ уже случай упоминать. И какъ она во время болѣзни дочери моей нарочно къ намъ для нея изъ Ефремовской своей деревни пріѣзжала и тѣмъ въ тогдашней горести нашей одолжила насъ очень много, то какъ мнѣ ли было недосужно, но я не могъ никакъ отказаться, чтобъ не сдѣлать и ей удовольствія и не пріѣхать къ ней на сію сватьбу въ Ефремовскую ея деревню и тѣмъ исполнить и долгъ родственпый и оказать свою благодарность, что и учинить намъ было тѣмъ удобнѣе, что въ разсужденіи болѣзни дочери моей вся величайшая опасность тогда уже миновалась.
Итакъ, въ послѣдній день мѣсяца мая мы оставили съ больною ея мать, а сами съ сыномъ моимъ и матушкою, тещею, какъ родною невѣстиною теткою и отправились за Ефремовъ и тамъ сію сватебку и съиграли 1-го числа іюня. И, отправивши княжій пиръ на третій день, послѣ того возвратились опять въ Бого- родицк , получивъ чрезъ сей случай новаго себѣ и такого родственника, которымъ мы во все послѣдующее время и даже до сего времени были очень довольны.
Не успѣли мы изъ сего путешествія возвратиться, какъ дошелъ до насъ слухъ, что въ Москву прибыла сама императрица, въ намѣреніи, пожитъ въ ней, отправиться потомъ въ полуденныя губерніи своего государства, и что во второй половинѣ сего мѣсяца пріѣдетъ къ намъ опять нашъ намѣстникъ.
Сіи извѣстія побудили меня еще болѣе усугубить труды и старанія мои о приданіи саду нашему колико можно множайшихъ украшеній и о приведеніи его въ лучшее совершенство. Всходствіе чего и принялся я за произведеніе въ дѣйствіе еще одной большой, невиданной затѣи, о которой давно уже бродили у меня въ головѣ мысли. А именно: еще въ прошедшую осень затѣялъ — было я взгромостить на мысъ за блпжнею вершиною нѣкоторый родъ каланчи или четвероугольную большую и высокую башню, съ тѣмъ намѣреніемъ, чтобъ снаружи придать ей видъ старинной городской ветхой башни, какія изображаютъ иногда на ландшафтахъ, а внутри скрыть прекрасно убранную бесѣдку съ большими окнами со вставкою въ нихъ пронизочныхъ щитовъ; дабы всякаго вошедшаго внутрь сей башни человѣка могло поражать сіе необыкновенное и крайне пріятное зрѣлище. Всходствіе чего и срублено было у меня тогда же в-лапу нѣсколько срубовъ па площади передъ моимъ домомъ съ тѣмъ намѣреніемъ, чтобъ ихъ послѣ перевезти на помянутый высокій мысъ горы поставить ихъ другъ на друга и взгромостить изъ нихъ превысокую башню. Струбы сіи такъ у меня предъ домомъ и зимовали. Но какъ въ прошедшую зиму случилось мнѣ достать одинъ эстампъ, изображающій отмѣннаго рода большое садовое зданіе, представляющее нѣкоторый родъ пышныхъ, но вверху начинающихся уже разваливаться тріумфальныхъ воротъ, съ двумя по сторонамъ внутри себя комнатами, и изображеніе зданія сего мнѣ такъ полюбилось, что вдругъ захотѣлось и самому воздвигнуть подобное тому въ саду нашемъ, и онымъ преградить всю ближнюю къ саду вершину въ самомъ томъ мѣстѣ, гдѣ переведенъ чрезъ нее нижній и главный водоводъ мой, и чрезъ того выгадать три или четыре пользы: во-первыхъ, закрыть зданіемъ симъ всю верхнюю и дурнѣйшую часть сей вершины; во-вторыхъ, изъ обѣихъ побочныхъ комнаток — одну обработать и убрать родомъ хорошенькой бесѣдки, могущей служить для отдохновенія гуляющихъ, а въ другой, пользуясь водоводомъ, смастерить . каменную купальню, дабы въ ней въ жаркое лѣтнее время купаться было можно; а въ-третьихъ, наконецъ, придать симъ зданіемъ наилучшее всему саду наружное украшеніе, которое тѣмъ было бы знаменитѣе, что видимо было бы оно во всѣхъ фасадахъ своихъ съ большой дороги изъ самого города.