— За вами, барин, — показывает он через стекло на извозчика.
Палмеры выходят на улицу, во тут в дверь уже лезет рассыльный. Лобода хватает его за пиджак.
— Слушай, Вася, — заговорщически шепчет он. — Есть дело. Иди в ресторан за горилкой, там у меня…
— Да пусти ты меня! Некогда! — пытается вырваться Колобок. Он с ненавистью смотрит на швейцара, но боцман держит его крепко. Лобода весь лучится желанием пропустить чарочку с новым приятелем.
— … там у меня одна бабеха работает. Обещала достать. Куда ты спешишь? Работа не волк, в лес не убежит.
Один глаз на Колобка, другой — через стекло на улицу. Уехали!
— Чего ты заторопился, дуралей? — бросает он вслед вырвавшемуся рассыльному.
Лобода выходит на улицу. Колобок озирается вокруг. Извозчиков нет. Вот умора! Он бегом бросается догонять пролетку. Пустое дело. Лобода облегченно вздыхает. Теперь все зависит от Миколы и его коня. Кучер он первоклассный. Увезет.
Возвращается хмурый рассыльный.
— Уже? А говорил — некогда, поручение…
— Не успел. Господа уехали. Им надо было передать…
— Так как насчет горилки? Сходишь, Вася, в ресторан к Наташе?
— Позже, Василий Васильевич, позже, — машет рукой обеспокоенный Колобок.
Неужели упустил? Куда они поехали? С кем встречались? На эти вопросы капитан Жихарев потребует ответов. Не было бы худа… И все из-за проклятого швейцара с его горилкой! Не задержи он его… Да нет, пожалуй, не в нем суть. На чем бы он поехал за ними? На фиге?
Кучер оглянулся, хлестнул лошадь. Коляска завернула за угол и помчалась по прямой как стрела Пушкинской улице. Ветер свистел в ушах, мелкой дробью стучали копыта по булыжной мостовой.
Прохожие-одесситы хлопали себя по ляжкам, в восторге восклицали:
— О це дает!
Коляска пролетела мимо вокзала на Средне-Фонтанскую и здесь остановилась. Кучер тихо проговорил:
— Сделайте вид, что расплачиваетесь со мной. Идите за тем человеком, который стоит на том углу. Видите? Железнодорожник.
Алек протянул кучеру монету. Экипаж развернулся и помчался в обратную сторону. Железнодорожник пристально глядел на них. Как только они подошли к нему, он завернул в тихий узкий переулок. Алек прочел на табличке: «Елисаветградский». Там было всего несколько домов. На мощенной булыжником улице бродили куры. По обочинам росла трава. Позади домов тянулся длинный забор из ракушечника, отделяющий переулок от железнодорожных путей. Кое-где в заборе были выломаны проходы. Видно, рабочим так было удобнее попадать домой. Они прошли несколько десятков шагов и очутились у небольшого трехэтажного желтого домика с обвалившейся во многих местах штукатуркой и несколькими отдельными входами по фасаду. Железнодорожник постучал в одну из дверей. Открыла им еще не старая женщина с повязанным на украинский манер платком, в расшитой красными нитками белой кофточке.
— Входите, пожалуйста, — сказала она, внимательно вглядываясь в Алека и Айну. — Входите.
Они очутились в просторной чистой комнате. Она напомнила Алеку комнату Кирзнера на окраине Риги. Комод, покрытый цветной скатеркой, фикус, большие портреты в черных деревянных рамках, старенькие гнутые венские стулья. Да, все было очень похожим.
Женщина закрыла дверь на засов. Железнодорожник усмехнулся:
— Ну, товарищ Чибисов, первая часть операции закончена. Познакомимся. Гурьянов Григорий Емельянович.
Мужчины пожали друг другу руки.
— А это, — продолжал железнодорожник, — Евдокия Павловна Борисевич. Вдова нашего товарища, машиниста Кости. Убили ее мужа белые в боях за Одессу. Пока поживете у нее. На некоторое время здесь вам будет безопасно. Извините, но я должен уйти. Евдокия Павловна все знает.
Хозяйка проводила Гурьянова и опять заперла дверь на засов. Она сурово, без улыбки глядела на сидящих Айну и Алека.
— Вот что, Алексей Иванович, — начала она, присаживаясь на стул. — Прежде всего вам нужно переодеться. В таком наряде находиться нельзя. Потом, ни в коем случае не выходить из дома. Соседи, правда, свои, но все равно… Если, случится, будут спрашивать: кто, что, откуда — говорите: племянница тети Евдохи Люба с мужем, Иваном, приехала родить. Откуда? Из Вопнярки. Знаете? Это под Одессой. Теперь пойдемте, я вам покажу комнату, где вы будете жить.
По узенькому коридорчику из большой комнаты они прошли в кухню. Там стояли две железные кровати.
— Вот тут дверь за занавеской, — проговорила Евдокия Павловна, откидывая пеструю домотканую портьеру. — Она выходит прямо на задний двор, к забору от путей. Там пролом, прикрытый досками. Мне через него хлопцы уголь таскают для печки. В случае тревоги можно им воспользоваться. Ну, вы у меня ненадолго. Найдут, где лучше. Пока переодевайтесь, отдыхайте, а я пойду пошукаю, чем вас накормить.