- Где миссис Льюпин, хотел бы я знать? Неужели этой доброй женщине неизвестно, что здесь находится человек, который...
- Постойте! - воскликнул джентльмен. - Одну минуту! А если ей известно? Что тогда?
- Что тогда? - воскликнул мистер Пексниф. - Что тогда? Знаете ли вы, сэр, что я друг и родственник этого больного джентльмена? Что я его защитник, его покровитель, его...
- Но все-таки не муж его племянницы, - прервал незнакомец, - это уж наверняка, потому что он побывал здесь раньше вас.
- То есть как это? - удивленно и негодующе вопросил мистер Пексниф. Что вы мне рассказываете, сэр?
- Одну микутку! - воскликнул тот. - Может быть, вы кузен? Тот, что живет в здешних местах?
- Да, я кузен, который живет в здешних местах, - отвечал достойный человек.
- Ваша фамилия Пексниф? - спросил незнакомец.
- Да, это моя фамилия.
- Честь имею представиться и прошу вашего прощения, сэр, - сказал незнакомец, дотрагиваясь до шляпы, а затем ныряя под шейный платок в поисках воротничка, который, однако, ему не удалось извлечь на поверхность. - Вы видите перед собой человека, который тоже интересуется тем джентльменом, что наверху. Одну минуту.
Сказав это, он приставил палец к кончику своего римского носа, в знак того, что собирается посвятить мистера Пекснифа в какую-то тайну, потом, сняв шляпу, начал рыться в тулье, где было много измятых бумажонок и каких-то мелких клочков, похожих на сигарные обертки, и, наконец, выбрал среди них конверт от старого письма, порядком засаленный и насквозь пропахший табаком.
- Прочтите вот это, - сказал он, подавая конверт мистеру Пекснифу.
- Адресовано эсквайру Чиви Слайму, - возразил Пексниф.
- Я думаю, вы знаете эсквайра Чиви Слайма? - спросил незнакомец.
Мистер Пексниф пожал плечами, как бы говоря:
"Я знаю, что есть такое лицо, - к моему величайшему прискорбию".
- Очень хорошо, - заметил джентльмен. - Это и привело меня сюда, это меня и интересует. - Тут он опять нырнул за воротничком и вытащил какую-то веревочку.
- Весьма огорчительно, друг мой, - сказал мистер Пексниф, покачивая головой и безмятежно улыбаясь, - весьма огорчительно, но я вынужден сказать вам, что вы не то лицо, за которое себя выдаете. Я знаю мистера Слайма, друг мой, и, право, зря вы это, совсем ни к чему: самая лучшая политика честность.
- Постойте! - воскликнул джентльмен, простирая вперед руку в таком узком и тесном рукаве, что она походила на суконную колбасу. - Одну минуту!
Он замолчал и, не теряя времени, расположился поудобнее перед огнем, став к нему спиной. Затем, забрав полы венгерки в левую руку и поглаживая усы большим н указательным пальцами правой, руки, продолжал:
- Я понимаю вашу ошибку и не обижаюсь. Почему? Потому что она мне льстит. Вы полагаете, что я выдаю себя за Чиви Слайма. Сэр, если есть на свете человек, на которого лестно и почетно быть похожим всякому джентльмену, то этот человек мой друг Слайм. Потому что это самый великодушный, самый независимый, самый оригинальный, самый образованный, самый даровитый, самый возвышенный ум и самый шекспировский, если не мильтоновский, характер, какой мне известен, и в то же время - это самый распоследний неудачник, заслуг которого, к сожалению, не признают. Нет, сэр, я не настолько тщеславен, чтобы выдавать себя за Слайма. Ни одному человеку на свете я не уступлю ни в чем; но Слайм, признаюсь откровенно, человек много выше меня. И, следовательно, вы не правы.
- Я судил на основании этого, - сказал мистер Пексниф, протягивая ему конверт.
- Не сомневаюсь, - отвечал джентльмен. - Видите ли, мистер Пексниф, все дело здесь в особенностях, свойственных гению. У всякого истинного гения свои особенности. Сэр, особенность моего друга Слайма в том, что он всегда ко всему готов и пребывает в ожидании. Пребывать в ожидании - свойственно ему, сэр. Он и сейчас пребывает в ожидании, тут, за дверью. Вот это и есть, - заключил незнакомец, потрясая указательным пальцем у себя перед носом, расставляя ноги пошире и в то же время не сводя внимательного взгляда с мистера Пекснифа, - это и есть самая замечательная и любопытная черта характера мистера Слайма; и когда будут описывать жизнь мистера Слайма, биографу придется как следует развить эту черту, иначе общество будет разочаровано. Заметьте, общество будет разочаровано. Мистер Пексниф кашлянул.
- Биограф Слайма, сэр, кто бы он ни был, - продолжал джентльмен, должен обратиться ко мне или, если я удалюсь в этот самый, как его, откуда нет возврата, пускай адресуется к моим душеприказчикам за разрешением порыться в моих бумагах. Этой слабой рукой я сделал кое-какие записи о некоторых делах мистера Слайма - моего названого брата, - они изумят вас, сэр. Не далее как пятнадцатого числа прошлого месяца, не будучи в состоянии уплатить по маленькому счету, он употребил одно выражение, сэр, которое было бы вполне уместно в воззваниях Наполеона Бонапарта к французской армии.
- А скажите, пожалуйста, - спросил мистер Пексниф, видимо чувствуя себя не совсем ловко, - какие, смею спросить, у мистера Слайма могут быть здесь дела? Хотя, ради моей репутации, мне бы не следовало интересоваться его делами.
- Во-первых, - отвечал джентльмен, - разрешите мне сказать, что я против этого замечания и отвергаю его безусловно, отвергаю с негодованием, от лица моего друга Слайма. Во-вторых, позвольте представиться. Моя фамилия - Тигг. Имя Монтегю Тигг, быть может, знакомо вам, сэр. в связи со славными событиями испанской войны? *
Мистер - Пексниф нерешительно покачал головой.
- Не беда, - сказал джентльмен. - Это был мой отец. и я ношу его имя. И потому я горд, горд, как Люцифер. Извините меня, одну минуту. Мне хотелось бы, чтобы мой друг Слайм присутствовал при окончании нашей беседы.
Сделав это заявление, он побежал к выходу и в самом скором времени вернулся с приятелем, несколько пониже его ростом, облаченным в синий камлотовый плащ на полинялой красной подкладке. От долгого ожидания на холоде его резкие черты сильно заострились и осунулись, растрепанные рыжие бакенбарды и нечесаные волосы взлохматились еще больше, - словом, неказистого и неряшливого в нем было гораздо больше, чем шекспировского или мильтоновского.
- Так вот, - сказал мистер Тигг, похлопывая своего симпатичного друга по плечу одной рукой, а другой призывая мистера Пекснифа к вниманию, - вы с ним родня, а родственники никогда не ладили между собой и не будут ладить, в чем я вижу мудрое предопределение и естественную необходимость, иначе все вращались бы только в семейном кругу и надоели бы друг другу до смерти. Будь вы с ним в ладах, мне бы это показалось адски подозрительным, но по тому, как дело обстоит между вами сейчас, я вижу, что оба вы чертовски разумные ребята и с вами можно столковаться о чем угодно.