За короткий срок Чернышеву удалось создать целую сеть информаторов в правительственных и военных кругах Франции. И «друзья» у него были не только «платонические», многие из них были подкуплены, причем за немалые деньги, в том числе и личные деньги «светского льва» и «дамского угодника».
Например, Чернышев свел знакомство с высшими военными деятелями Франции — ее маршалами. Кстати, характеристики, которые он дал Даву, Удино, Лефевру и другим, можно назвать образцами аналитического мастерства и эпистолярного искусства.
Чернышеву было известно, что экс-министр иностранных дел князь Шарль-Морис де Талейран-Перигор, на которого совсем недавно Наполеон с кулаками напал на глазах у всех в Люксембургском дворце, обвиняя его в лицемерии и предательстве, является тайным агентом Александра I, которому он направлял свои секретные донесения. В них освещались важные вопросы внешней политики и экономики Франции, содержались прогнозы развития военно-политической обстановки в Европе, а также давались конкретные советы по противодействию амбициозным планам Наполеона. И все же информация Талейрана требовала перепроверки, что и было поручено Александру Ивановичу, имевшему обширные связи в соответствующих кругах.
Чернышев был довольно хорошо осведомлен о «талантах» князя Беневентского: о его коварстве, беспринципности и корыстолюбии. В общем, направляясь на первую встречу с высокопоставленным агентом «Анной Ивановной», Чернышев прекрасно знал, с кем ему предстоит иметь дело.
Почему с «Анной Ивановной»?
Да потому, что именно так именовался Талейран в конспиративной переписке Александра Ивановича с Санкт-Петербургом. Между прочим, эта «дама» обошлась русской казне в кругленькую сумму, но получаемая от «нее» информация того стоила.
— Я догадываюсь, месье Чернышев, что означает ваш статус в Париже, — сказал Талейран, когда они расположились в его кабинете. — Быть доверенным лицом, по сути, сразу двух императоров, своего и чужого, — такое вообще вряд ли когда-нибудь удавалось кому-либо другому из людей вашей профессии.
— Ваше сиятельство имеет в виду мои обязанности курьера, которому поручено осуществлять контакты между двумя государями? — переспросил гость, на самом деле сразу почувствовав в словах экс-министра потаенный смысл. Так оно и оказалось.
— Нет, молодой человек, под вашей профессией я имел в виду не курьерские поездки между Парижем и Петербургом, а нечто совсем иное.
Репутация Талейрана была уже вполне устоявшейся. Русские дипломаты в официальной переписке называли его «попом-расстригой», «письмоводителем тирана», профессиональным предателем и столь же профессиональным взяточником и казнокрадом, который обоими этими способами награбил несчетное число миллионов. Но никто не отрицал его выдающегося ума, проницательности и дальновидности, сочетавшихся с готовностью на любое преступление, если оно выгодно, и с абсолютным бесстыдством, которое он умело скрывал за величавой и ленивой надменностью прирожденного вельможи.
Ефим ЧЕРНЯК
«Пять столетий тайной войны»
С императором Александром Талейран впервые встретился на переговорах с Наполеоном в Эрфурте. В то время император французов уже отдавал себе отчет в «верности» князя, однако ему были нужны его уникальный ум и опыт. Он считал, что Талейран пока еще может быть ему полезен. Во всяком случае, гораздо полезнее, чем «действующий» министр Жан-Батист Номпер де Шампаньи, который безусловно одобрял все, что говорил и делал Наполеон.
Приглашение Талейрана в Эрфурт многие историки называют «удивительным ослеплением» Наполеона и «не случавшейся до сих пор ни разу потерей интуиции».
Завистники всегда говорили о Талейране, что он всю свою жизнь «продавал тех, кто его покупал». Но это не совсем верно. Талейран всегда думал о себе и о Франции. Каких-то идеалов Революции он не продавал (их просто не было), а Директорию он в свое время «продал» Наполеону лишь потому, что та изжила сама себя и стала вредной для страны. А потом он служил Наполеону верой и правдой, но лишь до того времени, как действия того не вошли в противоречие с интересами Франции. К концу 1808 года это противоречие стало слишком уж заметным, и в Эрфурте Талейран в конечном итоге сыграл весьма специфическую роль.
Впрочем, обо всем по порядку.
Историк Альбер Вандаль пишет:
«Талейран все более входил в роль сдерживающего элемента при Наполеоне. Это была роль, которую он пытался играть и которую, в особенности, любил выставлять напоказ. Оценивая события с присущей ему проницательностью скептического наблюдателя, он ясно понимал, что борьба между Наполеоном и Европой делалась все более опасной, уже не только потому, что слишком затягивалась, но и потому, что делалась все напряженнее и доходила до огромных размеров. Он сознавал, что ошибочные действия делали успех необеспеченным, и начинал сомневаться в конечном исходе».