Стремясь получить информацию из первых рук, Буш принял решение срочно направить в Москву Бейкера. Беседа с ним состоялась накануне Алма-атинской встречи. Приведу краткое ее изложение.
— Моя роль, — подчеркнул я, — должна, очевидно, состоять в том, чтобы использовать свои политические возможности для предотвращения еще большей дезинтеграции. Такая угроза есть.
Как опытный человек, вы понимаете, что соглашение, заключенное в Минске, можно легко было принять, но на его основе невозможно жить. Необходимо, чтобы процесс обрел выраженные формы и черты, чтобы были выработаны принципы, а главное — механизмы, обеспечивающие жизнеспособность СНГ. Общество находится в состоянии неопределенности, нестабильности. А времени очень мало, и действовать надо быстро.
Бейкер сказал примерно так: администрация делает все возможное, чтобы не втягиваться в наши внутренние дела. США заинтересованы в том, чтобы трансформация у нас происходила упорядоченным и конституционным путем, ибо если этот процесс не увенчается успехом, то дезинтеграция еще более усилится со всеми негативными последствиями для советского народа и для внешнего мира.
— Мы разделяем, — сказал он, — вашу точку зрения, что Беловежское соглашение является лишь оболочкой. Более того, уже имели место противоречивые заявления, расходящиеся даже с положениями подписанного соглашения.
Дж. Бейкер выразил сомнение в том, что СНГ сможет создать общую оборону.
— Из бесед здесь, в Москве, — сказал он мне, — я понял, что будет 10 полностью независимых суверенных государств. И каждое будет иметь свою собственную внешнюю политику. В таком случае возникает вопрос: как может идти речь о совместной обороне, если будет 10 отдельных внешних политик? И кто будет давать указания главнокомандующему совместными вооруженными силами, от кого он будет получать директивы?
— Вы правы, я предвидел такой оборот дела, — сказал я. — Мои пророчества начали сбываться быстро. Положение очень трудное.
На вопрос Бейкера, как им, американцам, сейчас поступать, я сказал, что сейчас для Содружества главное — дополнительная продовольственная помощь.
Бейкер спросил, что имеется в виду под переходным периодом, о котором ему говорил Ельцин.
Необходимо, ответил я, полноценное соглашение о Содружестве, чтобы канализировать процесс во всех областях в правильном направлении; должно быть все-таки ясно, что с этого «пространства» будет исходить в мир.
Я повторил ему то же, что отстаивал и перед своими гражданами: потребуется по крайней мере заключительное заседание Верховного Совета СССР. И необходимо соглашение относительно внешней политики. Международное сообщество должно знать, с кем оно имеет дело, — то ли это десять государств и внешних политик, то ли политическое образование, имеющее согласованную внешнюю политику и выступающее в качестве преемника Советского Союза, в частности, в Совете Безопасности ООН, а также по важнейшим договорам, заключенным СССР.
— Меня критикуют: дескать, Горбачев хочет подорвать идущий процесс, потому и требует созыва Съезда народных депутатов и т. д. Но я понимаю ответственность момента, понимаю, какой вопрос мы решаем: единое государство прекращает существование, была одна страна, пусть и с противоречиями, а теперь она начинает делиться на разные государства. Это очень серьезно, такое может решать только народ.
Меня вот что еще волнует: идет обвал экономики. Поэтому так важно положить конец политической шизофрении.
Ельцин мне постоянно говорит: не пугайте людей. Конечно, мое положение очень деликатное, но я не могу не предупреждать.
Словом, я попытался представить госсекретарю США реальный процесс, происходящий в стране после беловежской встречи. На следующий день мне позвонил Франсуа Миттеран. Вот его слова: «Вы, конечно, понимаете, что я внимательно слежу за событиями у вас. Вероятно, вы помните, что во время вашего последнего визита (в конце октября на юге Франции) я выразил пожелание, чтобы все республики оставались едиными и объединенными. Я сказал тогда и хочу повторить сейчас, что это крайне необходимо не только для вашей страны, но и для всей Европы, для сохранения равновесия как на Востоке, так и на Севере Европы. События, происходящие в вашей стране, глубоко нас интересуют и одновременно не могут не беспокоить. Как и прежде, я считаю, что Вы были и остаетесь гарантом стабильности и постоянства в этой стране. Хочу, чтобы вы знали, что сейчас, когда возникли столь серьезные трудности, Франция пристально и с чувством понимания и симпатии следит за каждым вашим действием, за каждым вашим шагом».