Пройдет немного времени — увидят свет составленные уже самим Далем учебники — «Ботаника», потом «Зоология». По свидетельству современников, они «высоко ценились и естествоиспытателями и педагогами». Но Даль и в учебниках не может скрыть своей бывалости. В «Зоологии» между строгими описаниями расставлены (мелким шрифтом набранные) статейки о рыбном и китовом промыслах, о конных заводах, меховой торговле. Как позже в Словаре при толкованиях слов, так и в этих заметках — картинки жизни.
Кроме учебника, Даль намеревается составить книгу «Зверинец», готовит для нее несколько статей: рассказы о животных — медведе, лисе, волке, верблюде, о повадках и нравах животных, их «разговоре». Статьи полнятся любопытными и своеобразными суждениями.
«Басня о лисе и вороне — быль, этому нет никакого сомненья, — пишет, к примеру, Даль. — Лиса, конечно, не воспевала хвалу вещунье, но увертками своими заставила ее каркнуть тем предостерегательным голосом, которым ворона всегда возвещает о каком-нибудь важном открытии». Человек наблюдательный, Даль замечает разнообразие «сигналов» в «разговоре» животных, описывает «виды» вороньего карканья или куриного квохтанья: «Курица иначе клокчет, сзывая цыплят, иначе предостерегает от парящего над нею ястреба».
В статьях о животных — научные сведения рядом с народными преданиями, приметами, пословицами, местными наименованиями. Рассказы «Зверинца» полнятся занятными историями, которые Даль во множестве знал от очевидцев или которых сам был очевидцем: «Самая злая стая собак не тронет человека, если он ляжет, растянувшись навзничь, закинет руки на голову и будет спокойно лежать; я имел случай испытать средство это… Стая, окружив меня в расстояние не более аршина, порываясь с лаем и воем, не переступала, однако же, известных пределов, точно будто все собаки на привязи. Уверяют, что тем же средством можно спастись от волков; но признаюсь, зная волчий нрав и свойства, трудно этому поверить и еще труднее решиться на испытание».
И конечно же, что ни пишет Даль, все пишет он с думой о языке. «Если лиса, как говорится, душит птицу, то есть в один прием зажимает ей глотку и перекусывает шею, не давая ей кричать, а волк, как весьма правильно говорит народ, режет скотину, то есть хватает прямо за глотку и перегрызает сонные жилы, точно мясник, — то медведь, напротив, ломает и дерет, почему и говорят, что он задрал скотину» — это тоже заметка из Далева «Зверинца».
За что ни берется Даль, он всегда один и тот же. Один и тот же Даль пишет статьи для «Зверинца» и создает «Толковый словарь».
ОТ «АХАНА» ДО «ЯТОВИ»
В «Толковом словаре» окажется запечатлена вся оренбургская жизнь Даля, все восемь лет, проведенные, по слову Даля, «в этой конечной точке оседлого быта России». «Жизнь самородная», «особые поручения», «естественные произведения» — все так или иначе окажется в Словаре, жизнь Даля перейдет в него по слову, как перейдет — так же по слову — весь целиком тот же очерк «Уральский казак».
Очерк этот, весь, от А до Я, от «ахана» до «ятови», можно проследить в Словаре, либо просто слово за словом, либо с оглядкой на вешки — урал., урал. — казч., орнб., вост., касп. и проч.
А — АХАН: аханный промысел особенно опасен зимою; казаки со всем снаряжением едут к месту лова на санях по морскому льду; моряна — ветер с моря — взламывает лед; если подует после этого верховой ветер, рыбаков на огромных льдинах уносит в открытое море; и на это придумано свое словцо — быть в относе. Аханное рыболовство должно отличать от неводного (Даль в Словаре подробно рассказывает, как ловят неводом, излагает его устройство, перечисляет разные виды неводов), а также от рыболовства шашкового (веревка — хребтина — протянута под водой на двух кольях, к ней на поводках часто подвешены крючки, кованцы, острые, но без наживы; хребтина плавает на шашках; протираясь по дну, рыба садится на крючок), от рыболовства кусового — «на крючки и наживу» (тут же — «Кусовая рыба, икра, урал-казч, назначенные для царского куса, гостинца, отправляемого ежегодно первым зимним путем ко двору»), наконец, от багреного рыболовства, зимнего лова красной рыбы, когда достают ее прямо багром из логова, из ЯТОВИ («Я»): «Багренье начинается с Уральска в срочный (то есть когда определен срок) день и час, по пушке (два багренья: малое в декабре, большое в январе); все войско бросается разом на лед и спускается вниз по реке, день за день, по рубежам, участкам…»
«Писал его не учитель, не наставник, не тот, кто знает дело лучше других, а кто более многих над ним трудился; ученик, собиравший весь век свой по крупице то, что слышал от учителя своего, живого русского языка», — так говорит сам Даль о труде своем, о «Толковом словаре».
Среди пословиц в гнезде «НЕВОД» находим такую: «В чужой прудок не пускай неводок». Умелец Даль к рыбной ловле не пристрастился, однако весь свой век только тем и занимается — пускает неводок в чужой прудок: слушает разговоры рыбаков и вязальщиков сетей, пахарей и плотников, пасечников и кузнецов, садоводов и бродячих торговцев — чутко слушает один бесконечный и необъятный живой язык жизни — и всякий день берет богатый улов.
ОДИН МОЖЕТ СЛОЖИТЬ КОСТЕР
ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ И ОСИП ИВАНОВИЧ
Каждое утро, в половине девятого, Осип Иванович спешит по Невскому проспекту — от Аничкова моста к Полицейскому. В шесть вечера он бредет от Полицейского моста к Аничкову — и все по одной и той же по правой стороне проспекта. Осип Иванович за свою жизнь Невского ни разу не переходил и другой дороги не искал (он за всю жизнь и Невы-то не видел — о других частях города, даже близлежащих, он толкует понаслышке); лишь однажды подвыпившие сослуживцы завезли его обманом в сторону от Невского (чуть со страху не умер!); и больше никогда — никогда! — ни шагу в сторону: в девять от Аничкова моста к Полицейскому, в шесть — от Полицейского к Аничкову. От девяти до шести Осип Иванович переписывает в канцелярии бумаги для князя Трухина-Соломкина. «Он переписывал все, что ему наваливали на стол, от слова до слова, от буквы до буквы, и никогда не ошибался…» Он даже не понимает, о чем пишет. Садится на табурет, чинит перья, линует бумагу и водит, водит рукою, заботясь лишь о том, чтобы буквы выходили круглые и крупные. «Если бы ему дать перебелить приговор на ссылку его самого в каторжную работу, он бы набрал и отпечатал его четким пером своим с тем же всегдашним хладнокровием, ушел бы домой, спокойно лег бы почивать, не подозревая даже, что ему угрожает». Дома для приработка Осип Иванович клеит пилюльные коробочки и снабжает ими соседа-аптекаря («изобретательность несытого желудка»). Осип Иванович ведет, правда, дневник, но в тетрадь, которой люди доверяют сокровенные мысли, бедный переписчик заносит рецепты изготовления зеленых чернил и расчеты, которые помогут ему из одного листа цветной бумаги нарезать побольше коробочек для пилюль… Рассказ Даля про маленького чиновника Осипа Ивановича называется «Жизнь человека, или Прогулка по Невскому проспекту».