— Принесите и положите на пол трупы моих замученных товарищей.
Путем перекрестных вопросов он заставил свидетелей отказаться от своих показаний, а обращаясь к Берзину, закричал:
— Палач! Ты стоишь по шею в крови! Ты захлебнешься!
Процесс провалился. Но оправдать Кроля и Барановского было нельзя. Их судил вторично, при закрытых дверях, военный трибунал.
Таких процессов было несколько. Видимо, Берзин не мог иначе: он отдалял свой собственный конец. И хотя он обесчестил себя этими процессами, он до рокового вызова в Москву в декабре 1937 года продолжал свою линию. И вся лагерная Колыма жила по его закону до самой его гибели»119.
В приведенном отрывке из воспоминаний Яроцкого очень выразительно передана эмоциональная атмосфера того судебного процесса. Но еще раз обратим внимание: народный суд Нагаево-Магаданского района в начале 1937 года оправдал группу «неотошедших» троцкистов Кроля — Барановского. Естественно, такого поражения своей карательной политики Берзин допустить не мог. Он добился, что дело было передано на вторичное рассмотрение во Владивосток в Военный трибунал 1-й Отдельной Краснознаменной армии.
В то время руководил народным судом Нагаево-Магаданского района И. Державец, занимавший официальную должность члена отделения Дальневосточного крайсуда по Колымскому району. Его неуступчивость в некоторых делах, грубо состряпанных управлением НКВД по Дальстрою, дорого ему стоила. В начале 1938 года Державец был арестован. Ему предъявили обвинение: «участие в фальсификации судебных дел, необъективность, покровительство троцкистам, «врагам народа»120.
В 1937 году, как мы видели, все больше дел, где обвинения носили политический характер, передавались для ведения — в военный трибунал, хотя обвиняемые были сугубо штатскими людьми. Военные трибуналы были более послушны властям: не требовали тех безусловных доказательств виновности невинных людей, которые органы НКВД не могли предъявить при фальсификации дел «врагов народа» и троцкистов. Кроме того, заседания военного трибунала были совершенно закрытыми, и это давало возможность властям скрывать от общественности неубедительность суровых приговоров, где невиновных называли преступниками.
Военный трибунал, как правило, приговаривал подсудимых к более суровым наказаниям, вплоть до расстрела. А расстрельные приговоры были необходимы партийно-советской власти, чтобы запугать в стране тех, кто еще пытался отстаивать свои гражданские права.
Был и еще один очень своеобразный аспект смертных приговоров. Они были необходимы органам НКВД, чтобы воспитывать молодых, начинающих сотрудников своей карательной системы. Участие молодых в исполнении смертных приговоров должно было постепенно вытравливать из психики этих людей чувства сострадания, жалости и делать их бездумными и бесчувственными автоматами, неспособными видеть во «врагах народа» — человеческие существа.
В этом отношении характерно, как вспоминает о подобном эпизоде бывший следователь УНКВД по Дальстрою Абрамович, только в 1936 году пришедший на службу в карательную систему. Он вспоминает как раз о повторном процессе над группой Кроля — Барановского. Процесс проводил Военный трибунал.
«Судила троцкистов выездная сессия спецсуда в Магадане[22]. Несколько человек были приговорены к расстрелу и расстреляны, т. к. ходатайства о помиловании были отклонены. Среди осужденных, помню, были бывший ответственный редактор газеты «Омская правде», бывший одесский областной прокурор, бывший партийный секретарь института Красной профессуры. Фамилий их я не запомнил.
Помню, как нас, несколько человек молодых чекистов, вызвали к начальнику управления и сказали, что мы будем сопровождать осужденных от тюрьмы до места казни. С нами поедут прокурор, председатель суда и врач Вартминский.
И все, что произошло потом, произвело на меня и моих товарищей такое сильное впечатление, что несколько дней я лично ходил словно в тумане и передо мной проходила вереница осужденных троцкистских фанатиков, бесстрашно уходивших из жизни со своими лозунгами на устах»121.
Развязыванию истерии повальной борьбы с «врагами народа» в стране особенно способствовали два пленума ЦК партии, специально посвященные этому вопросу Первый из них 4–7 декабря 1936 года рассмотрел вопрос «Об антисоветских, троцкистских и правых организациях». В качестве секретаря ЦК ВКП(б) с докладом выступил Ежов, который был уже в это время и Наркомом внутренних дел.