Приветствия вождя народов т. Сталина и его главных соратников тт. Молотова и Ежова показывают исключительную заботу партии и правительства о нас — работниках Колымы. Это обязывает нас работать еще лучше и быстрее ликвидировать последствия вредительства»136.
Политическая риторика, до краев заполнившая текст этого приказа, свидетельствовала, что Берзин видел, как сжималось кольцо обреченности у его горла. И чтобы спасти свою жизнь, он был готов на все: он включился в истерию «охоты на ведьм».
Он не знал, что уже поздно.
Существует несколько версий того, что явилось непосредственным поводом для организации «дела Берзина» и кто был его инициатором. Первая версия — в воспоминаниях бывшей машинистки управления НКВД по Дальстрою А. Г. Максимовой. Эту версию целиком принимали магаданская журналистка Т. П. Смолина и председатель московского общества «Возвращение» С. С. Виленский. Машинистка рассказала, что еще в середине 1937 года начальник дальстроевского УНКВД Горин-Лундин начал готовить материал о «контрреволюционной деятельности» директора треста. Понятно, что это делалось втайне от Берзина.
Сотрудники УНКВД, будто бы, нашли заключенного, который согласился дать выдуманные показания о том, что в Дальстрое якобы существовала контрреволюционная организация из вольнонаемных и заключенных, возглавлявшаяся директором треста. Конечно, нужно было так придумать все эпизоды и события деятельности «контрреволюционной организации», чтобы они хотя бы на первый, поверхностный взгляд выглядели правдоподобно. Поэтому, естественно, автором подобной страшной выдумки мог быть человек, хорошо подготовленный теоретически, умевший связно, последовательно рассказать о различных событиях — пусть даже и придуманных. Такой человек, по словам Максимовой, был найден.
«Меня посадили печатать совершенно секретный материал в отдельный кабинет, — вспоминает машинистка Максимова. — Диктовал мне заключенный, который мне говорил, что он до ареста был доктор исторических наук, писал труды, по которым учились в вузах, а теперь враг народа и пишет другой труд на человека, на которого писать бы не следовало.
— Будет время, — сказал он мне, — и вы узнаете, девушка, всю правду.
…Человек, который мне диктовал, материал брал в большинстве случаев из своей головы, иногда только заглядывал в какие-то записи, работали мы с ним больше месяца и исписали 400, а может, 500 страниц, точно сказать не могу.
Помню, в этом материале упоминались иностранные фамилии.
Упоминалась фамилия Калныч или Калнынь[25]. упоминалось что-то насчет того, что Эдуард Петрович и еще другие (фамилии не помню) якобы отправляли в Японию золото ящиками, которые грузились на пароход.
…Человек этот был небольшого роста, очень худой, бородка козлиная. Был такой, как бы сказать, — вертлявый, диктовал, а сам бегал из угла в угол, а комнатка была крохотная, быстро уставал. Помню даже, сказал, что остается ему жить столько — как кончим печатать.
Материал остался неоконченным, мне сказали, что я больше работать не буду, и я перешла в машинное бюро.
Да, он сказал мне свою фамилию, я точно сейчас не помню, то ли Семенов, то ли, Степанов, слово — от русского имени»137.
Если принять на веру воспоминания бывшей машинистки УНКВД по Дальстрою, инициатором «дела Берзина» был начальник этого управления Горин-Лундин, осужденный «за халатность» по делу об убийстве Кирова и отбывавший срок наказания в руководящем чекистском кресле. Мы уже показали, что Берзин создал таким преступникам, как Горин-Лундин, на Колыме — курорт. Выходит, именно за это его и «отблагодарил» один из ленинградцев.
Чтобы определить уровень достоверности приведенных выше воспоминаний машинистки Максимовой, следует обратить внимание на то, как она сама относится к приводимым фактам. В первых строках воспоминаний она откровенно подчеркивает:
«Правда, во многом мне изменяет память, мне уже скоро будет 55 лет, не помню я ни даты, ни года, не помню многих людей…»138.
В отличие от Максимовой магаданская журналистка Т. П. Смолина считала, что инициатором организации «дела Берзина» был сотрудник УНКВД по Дальстрою В. М. Сперанский. Будто бы именно он, а не Горин-Лундин с помощью того же профессора сфабриковал фальшивые показания на директора треста. «После этого, — пишет Смолина, — Сперанский отправил донос в Москву. В 1937 году начальника УНКВД сняли с должности, его место вскоре занял Сперанский»,139 При этом Смолина, как ни странно, ссылается на уже известные воспоминания машинистки Максимовой, так как никакими другими фактами она не располагает.
25
Калнынь (Эзеретис) Карл Григорьевич — латыш, начальник особого сектора Дальстроя, расстрелян в 1938 году.