По нашему мнению, версия Смолиной не имеет никаких оснований. Ведь Сперанский не работал на Колыме в середине 1937 года (при начальнике УНКВД К. К. Шеле, как пишет Смолина): он прибыл только 1 декабря 1937 года, за три дня до отъезда Берзина.
Ну и наконец, самое главное: ни в «деле Берзина», ни в следственных делах других работников Дальстроя нет не только ссылки, но даже — упоминания о каких-либо показаниях «профессора» Семенова или Степанова. А именно эти фамилии называет машинистка Максимова и вслед за ней журналистка Смолина.
В то же время, в следственных делах на Берзина и его окружение нами обнаружено несколько, как тогда говорили, «сигналов» разных лиц, которые, скорее всего, лишь «украсили» версию обвинения в этих политических делах.
А указание об организации «дела Берзина» НКВД получил в 1937 году непосредственно от Сталина.
Первый «сигнал» относится к раннему периоду работы Берзина на Колыме. Его автор — председатель контрольной комиссии партийной организации Дальстроя Игнатий Дмитриевич Павлов. 29 октября 1933 года он отправил из Нагаево в Москву большое письмо, которое озаглавил «Докладная записка». Документ этот Павлов отправил в три адреса под копирку: Председателю Центральной контрольной комиссии ВКП(б) Ярославскому, копии — заместителю Наркома рабоче-крестьянской инспекции СССР Анцеловскому и во Владивосток председателю краевого комитета этой же инспекции в Дальневосточном крае Копьеву (как мы помним, территория Дальстроя формально оставалась в составе Дальневосточного края, хотя и не подчинялась краевым властям).
Докладная записка Павлова, который по своему служебному положению был обязан контролировать в Дальстрое деятельность всех членов партии, начиналась очень тревожно:
«Считаю необходимым донести до Вашего сведения следующие вопросы из антипартийной деятельности руководства треста Даль-строй в лице Берзина Эдуарда Петровича:
1. С партийной организацией не считается. Все политические и хозяйственные мероприятия проводит сам, с помощью беспартийных (Эпштейн) — начальника планово-финансового сектора, который к этому привлекает заключенных, осужденных за контрреволюционную деятельность, — Раппопорт, Лобачев и другие»140.
В нескольких следующих разделах Павлов показывал, как неквалифицированно и бесхозяйственно ведется в тресте производственная, снабженческая и кадровая работа. Он завершал этот анализ последним, десятым пунктом:
«10. Политико-моральное состояние как членов партии, так и беспартийных специалистов, работающих в тресте Дальстроя, самое мрачное. Живут и реагируют на события так: «Куда пойдешь, кому скажешь? Берзин ставит себя единоначальником по партийной, советской, профсоюзной и другим линиям…»
И затем Павлов делал вывод: «Считаю, что такое положение в крае, которое создано Берзиным, дальше продолжаться не должно. Безответственности, бесконтрольности деятельности Берзина должен быть положен конец»141.
Как правило, такого рода «докладные записки», поступавшие в центральные партийные и государственные органы в 30-е годы, уже оттуда переправлялись в ОГПУ — НКВД.
Таким образом, это заявление Павлова о порядках в Дальстрое стало тогда же, в 1933 году, известно в ОГПУ. Но Ягода, будучи в хороших отношениях с Берзиным, в то время не дал ходу этому сигналу, придержал его. Но когда времена Ягоды кончились, эта бумага была вновь извлечена на свет и теперь ее приобщили к «делу Берзина».
Недавно стало известно, что кроме докладной записки Павлова были и другие «сигналы» об особенностях берзинской деятельности в Дальстрое. Они пришлись на 1937 год, когда положение Берзина уже сильно пошатнулось. Думаю, что решающую роль сыграло письмо, направленное лично Сталину одним из работников Дальстроя в середине 1937 года.
Его автор член партии Елизар Иванович Киселев некоторое время проработал инспектором по охране труда в профсоюзном комитете особого колымского треста. К тому моменту, когда писал это, как назвал его, «заявление», он уже уехал с Колымы.
Свое заявление Киселев строит несколько иначе, чем Павлов. Он сосредоточивает внимание лишь на одном вопросе — подборе кадров. Называет несколько десятков фамилий, в том числе из ближайшего окружения Берзина, таких как Эпштейн, Евгениев, Майсурадзе и другие. Каждому дает краткую характеристику. И делает вывод, что «на главные руководящие посты в Дальстрое назначаются или троцкисты, или лица с контрреволюционным прошлым. А если человек не принадлежит ни к той, ни к другой категории, то пусть будет заключенным»142.