Таким образом, всего за год новая властная структура на Колыме положительно себя зарекомендовала. Результаты ее деятельности становились все более заметны и в национальных стойбищах эвенов, и на золотодобывающих колымских приисках. Велась подготовка первого окружного съезда Советов, который должен был избрать конституционный орган — Совет депутатов Охотско-Эвенского национального округа.
Однако помимо законных органов власти с начала 30-х годов на Охотском побережье и на Колыме все громче начала заявлять о себе власть нелегитимная, но очень грозная — ОГПУ. Уполномоченные этой всемогущей карательной организации на приисках стали проводить незаконные обыски. В селе Ола (это в 30 километрах от Нагаево, на побережье Охотского моря) работники местного отделения ОГПУ неожиданно арестовали несколько активных участников советской власти на Северо-Востоке.
Жившая в 30-е годы в с. Ола Зоя Игнатьевна Сизова вспоминала:
«Первая волна арестов в Оле прокатилась в 1931 году. Папа работал учителем в школе, мама — фельдшером в больнице. Они были сосланы туда еще царским правительством в 1913 году. Прижились на Севере. Оба активно помогали молодой советской власти, не так давно установившейся в наших краях.
Мы жили в небольшом домике, который еще в середине 20-х годов папа построил вместе со своими учениками.
Я была подростком — 11 лет. Вся семья вечером собралась дома. Папа готовился к завтрашним урокам. Вдруг входит к нам уполномоченный ОГПУ Иголкин. И — к отцу:
— Собирайтесь. Вы арестованы.
А разговоры о том, что в соседних селах и на приисках начали брать людей без всяких оснований, мы уже слышали. И папа не испугался. Поднялся из-за стола. Обнял маму:
— Капа, ребята! Слушайте: я ни в чем не виноват.
И в чем же он, действительно, мог быть виноват? Учительствовал, просвещал местное население. В 1920 году жители села избрали его секретарем первого Ольского волостного ревкома. И вдруг — арест!
Потом мы узнали, что в эту ночь арестовали еще несколько человек из тех, кто устанавливал советскую власть в Оле: Беляева, первого председателя сельсовета Зиновьева и других.
В этот раз их не судили. Подержали недолго в Нагаево в отделе ОГПУ и отпустили. Но в Ольской школе папе преподавать уже не разрешили. Отправили подальше — в село Бараборку»15.
Вот так началось вмешательство карательных органов в нормальную жизнь этого северного края. А вскоре там произошли совершенно неожиданные события, которые в корне изменили всю пирамиду власти на Колыме.
В мятежные годы Гражданской войны молодой Эдуард Берзин без колебаний встал на сторону большевиков. В это время у нет за плечами был диплом Берлинского художественного училища, участие на стороне России в Первой мировой войне и первый опыт помощи ВЧК — раскрытие заговора английской и французской разведок с целью уничтожить Ленина.
С частями Красной Армии Берзин пришел в родную Ригу, где его ждала невеста Эльза. Они мечтали пожениться, сыграть нормальную свадьбу, но военная обстановка ускорила их объединение, отменив белую фату невесты и шумное праздничное застолье.
Позже Эльза Яновна Берзина так вспоминала это событие и первые годы их совместной семейной жизни:
«В мая 1919 года Красная Армия была вынуждена оставить Ригу. Часть города была занята немцами. Когда Эдуард прибежал узнать, пойду ли я с ним или нет, иначе придется на неопределенное время расстаться, я, не раздумывая, машинально взяла со стола пакетик, в котором были пара чулок и носовые платки. Попрощалась с отцом и сестрой и ушла. С отцом я больше не виделась. Отец мой был по профессии столяр-краснодеревщик.
Уходя из Риги, Эдуард собрал человек двести-триста стрелков, пытался задержаться, но тут из одного чердака по нам пустили пулеметную очередь, и всем пришлось рассыпаться. Хорошо, что был перелет и никого не ранило.
Не было смысла оставаться, и мы пошли напрямик по полям по направлению отступления войск к дороге. Шли мы не одни, нас обстреливали, приходилось всяко, но благополучно выбрались на дорогу, которая была полна беженцами. Поздно вечером подошли к Ролажи, зашли в переполненную корчму.
Я очень устала и присела на краешек стола у дверей, обоим хотелось есть. Эдуард где-то достал горбушку черного хлеба, которую разделили, съели и запили водичкой. Это был наш первый семейный ужин.
В скором времени Эдуард нашел свой дивизион, и мы продвигались дальше, как того требовала обстановка. Вообще-то было запрещено женам сопровождать мужей. Я об этом не знала, но потом Эдуард сказал, что было собрание и мне разрешили остаться. Я никем в части не работала, но по мере надобности стрелкам помогала, чем могла, и ко мне хорошо относились.