Генерал, желая избегнуть несчастья, спокойно соскочил с лошади в тот момент, когда передние ноги нагнавшего коня были на его седле.
– Эй, молодец джигит! – пронесся шепот в строю среди туркмен, удивленных и пораженных хладнокровием генерала.
Это происшествие оставило глубокое и хорошее впечатление о первой встрече с генералом на туркмен.
– Этот генерал не из тех, которые боятся даже подойти к нашим лошадям! – говорили шепотом сзади меня стоявшие джигиты.
– Молчать! – приказал раздраженно, вполголоса мой командир пулеметной команды поручик Рененкампф, боясь что генерал может услышать их разговор в строю.
Подул сильный и холодный северный ветер. Моментально за облаками пыли скрылся, как бы за занавеской, лик солнца в то время, когда пешком с правого фланга полка вдоль фронта шел генерал Корнилов. Ржание лошадей, лязг оружия, приятный и мягкий звук нашего оркестра и гулкий дружный ответ джигитов, которые на приветствие генерала отвечали: «Здравия желаем, Ваше Высокопревосходительство» (хотя такой ответ был отменен приказом № 1 в русской армии), – все это создавало настроение не только полку, но и жителям, которые, пугливо прижавшись друг к другу, смотрели на парад.
– Узнав, что вы все как один человек согласились идти на фронт, я был бесконечно рад. Я был уверен вперед в таком ответе, зная вас хорошо. У туркмен другого ответа не должно было быть! – закончил генерал Корнилов свою речь, остановившись в середине фронта.
Затем он обратился к Кюгельгену:
– Полковник, все ли – участники предыдущих боев?
– Часть из них участники, а часть новоприбывшие, Ваше Высокопревосходительство, – ответил Кюгельген.
Генерал Корнилов начал раздавать участникам боев георгиевские кресты. Частью раздавал сам собственноручно, а частью командир полка. Во время раздачи наград пулеметной команде, почему, до сих пор, я не понимаю, его адъютант, штаб-ротмистр Черниговского гусарского полка Аркадий Павлович Корнилов, обратил внимание генерала Корнилова на моего жеребца (в полку были и получше моего). Мой жеребец был молодой, живой и очень нервный, только и всего. А перед ним стояли: премированный красавец-жеребец поручика Рененкампфа и мощный красивый скакун, известный по всему Ахалу, – Сердара, и сказал:
– Ваше Высокопревосходительство, обратите внимание на этого красавца!
Мой жеребец в это время, готовясь к церемониальному маршу, нервничая, танцевал на месте.
– Да, правда! Что, этого жеребца вы из Ахала привезли? – задал мне вопрос генерал Корнилов, подойдя близко ко мне и пронизывая меня насквозь своими маленькими холодными глазами, и, получив ответ, приказал адъютанту сфотографировать меня.
– Хаджи Ага, зачем нам кресты? Разве мы и без этого не пошли бы?! – сказал один пожилой туркмен вполголоса.
– Эй, тага (отец), разве ты не знаешь поговорку, которая гласит: «Если тебе аллу адам (великий человек) камень даст, ты должен принять его как золото», – ответил кто-то.
Вдруг пошел такой проливной дождь, что в двух шагах буквально ничего не было видно. В этот момент пулеметная команда должна была пройти церемониальным маршем. Несмотря на такой сильный и крупный дождь, генерал Корнилов оставался на своем месте до тех пор, пока не пропустил всех. Парад кончился. Автомобиль помчался, увозя генерала с холодными и проницательными глазами, когда головной эскадрон полка рысью въезжал в Пичинежин.
– Бэ, Хаджи Ага, и язык мой промок от этого проклятого дождя, – говорил мне Реджэб Гельдиев, унтер-офицер пулеметной команды, когда я, введя команду в помещение, собирался было уходить.
– Ну, какой из себя генерал, Ага? – спросил Мамет у Реджэба.
– Подожди, подожди, Мамет! Сейчас мой собственный нос мне кажется тяжелым! – ответил Реджэб, который в это время, как мокрая курица, вытряхивал воду из своего тельпека и снимал амуницию.
– Эй, Хаджи Ага, я скажу одно: два человека произвели на меня такое сильное впечатление за три года моей службы на фронте, – говорил Реджэб.
– Кто, кто? – раздалось несколько голосов.
– Один – Падишах, а другой – сегодняшний генерал. При виде Царя и этого генерала у меня дрожь пробежала по спине! – закончил он.
– Бэ, вот и я об этом тоже хотел сейчас сказать. Как он, легко укротив жеребца Фаворского, сел на него и так же хладнокровно сошел с него, когда конь вестового командира полка хотел укусить его.
– А глаза его как колят человека, когда он смотрит, – вмешался кто-то, с жаром рассказывая о генерале и торопливо делясь впечатлениями.
– А несмотря на такой сильный проливной дождь, он в одном кителе оставался в поле до тех пор, пока не пропустил мимо себя весь полк! – вмешался Хан Мухамедов.