Лицо его по-прежнему было спокойным.
На завтрак хозяин постоялого двора принёс несколько тёплых, пахнущих дымом лепёшек, жареную баранину, наспех разогретую на железном листе, тарелку изюма и два чайника с круто заваренным чаем. Отдельно на подносе, попавшем в эти места явно из России, — слишком уж рязанскими, неестественно яркими были цветочки, украсившие поля этого подноса, — десятка два толстых, сочных, очень зелёных стеблей.
— Что это? — тихо спросил Корнилов у Керима.
— Англичане называют это растение ревенём.
Корнилов взял один стебель, откусил немного — стебель был кислым, вяжущим, на зубах от него заскрипела противная налипь, — поморщился: и как только эти стебли едят англичане?
— Удивительное растение, — сказал Керим, — чтобы корень вырос потолще, был сочнее, лучше, его придавливают камнем. Так ревень раскалывает его либо сдвигает в сторону. Вот какая сила у растения, господин. А вкус каков?
— Вкус мне не нравится. Вяжет язык. Наш щавель лучше.
Керим согласно наклонил голову и хлопнул в ладони. На хлопок появился хозяин постоялого двора.
— Хозяин, свежий лук есть?
— Есть.
— Принеси, — велел Керим. Наклонился к Корнилову: — Если не нравится ревень, надо есть лук. Весной в горах у людей, которые не едят зелень, выпадают зубы.
Через полминуты большое блюдо со стеблями лука, на которых поблескивали крупные чистые капли воды, стояло на кошме.
С собой в дорогу взяли жареного бараньего мяса, лепёшек, ревеня и лука. Вскоре караван капитана Корнилова покинул гостеприимный кишлак.
По дороге Корнилов несколько раз останавливал свой небольшой отряд, на глаз определял расстояние, результаты заносил в блокнот.
Во время одной из остановок Керим встревоженно поднял голову, прислушался к чему-то и тронул Корнилова за рукав халата:
— Господин, нам лучше освободить дорогу.
Корнилов всё понял, бросил быстрый взгляд в одну сторону, потом в другую — дорога была пуста, в окрестностях также никого не было, ни единой живой души, даже голодные бадахшанские лисы, обычно следящие за людьми, и те куда-то подевались. Капитан пустил коня в мелкое мокрое русло речушки, неторопливо высвобождающей своё длинное тело из-под громадной горы. Гора была схожа с бегемотом, приподнявшим над землёй тупую морду, справа от диковинного зверя курилась туманом узкая прорезь — туда уходило ущелье.
Из-под копыт летели тяжёлые серые брызги, с шумом всаживались в камни. Узкая прорезь ущелья удобна для обороны. Стоит там только встать с винтовками троим, как запросто можно будет остановить пехотный батальон. Двух человек достаточно для стрельбы: одного поставить с одной стороны, второго — с другой, из-за камней они будут палить очень успешно, а третьему поручить винтовки — чтобы перезаряжал их... Впрочем, Корнилов постарался отогнать от себя мысль о стрельбе. Это же не война, где положено вести военные действия, это — разведка. А разведка — дело тихое.
Он на полном скаку влетел в узкую каменную щель, проскочил как нитка в ушко иголки. Следом за ним влетели спутники.
Корнилов остановился, развернул коня.
— Ну, что там?
Через несколько минут на дороге показался афганский отряд, шедший неспешной рысью. Впереди на коне горделиво высился офицер в роскошной чалме, следом двигались мюриды с пиками. На пики были насажены головы — одна лысая, с широко открытым искривлённым ртом, хорошо видимым даже на таком расстоянии, и с длинной чёрной бородой, прилипшей к мокрому от крови древку, вторая голова — седая, с курчавыми, испачканными кровью патлами, развевающимися на ветру, — косо сидела на копье.
Двое пленников — живых, со связанными руками и ногами, — лежали на лошадях на манер мешков: голова в одну сторону, ноги в другую.
У речушки отряд задержался, офицер дал возможность своему коню напиться воды, конь попил немного и нервно задёргал головой: вода была мутной и невкусной, но не настолько мутной, чтобы на неё обратили внимание люди, офицер поднял камчу, и испуганная лошадь вынесла его на другой берег.
Мюриды с пиками неотступно следовали вплотную за своим командиром, несли головы врагов на древках, будто дорогие штандарты, на речке отряд замешкался, лошади тянулись к воде, люди одёргивали их, хлестали, и вскоре отряд снова был на дороге — ни одного отставшего, — обрёл подобие строя и поскакал в крепость.
Корнилов проводил отряд медленным, ничего не выражающим взглядом.
— Что это? Поймали английских лазутчиков и отрубили им головы? — Вопрос этот он задал самому себе, не ожидал, что на него кто-нибудь отзовётся.