Ему казалось, что он и сейчас найдёт тёмные подвижные точки, выстроившиеся в небе углом, но нет, всё тщетно... Корнилов опустил голову.
Лошади забрались в воду по самое брюхо, замочили и стремена и поводья, но люди не одёргивали их, не выгоняли на берег — пусть кони насытятся водой. Испытания их закончились, Мамат свяжет коней одним длинным поводом и отведёт домой, а Корнилов с Керимом отправятся к себе, на противоположную сторону Амударьи.
Посередине реки рыжел сухотьем кустов длинный плоский остров. Таких островов на реке — уйма, все они похожи друг на друга, как близнецы. Острова эти во все времена славились обилием фазанов, зайцев, змей и мелких, словно высушенных на беспощадном солнце, костлявых свиней. Несмотря на костлявость, мясо диких хрюшек было очень вкусным. Иногда несколько метких стрелков под командой прапорщика или поручика выезжали на острова за свежаниной. Настреляв десятка полтора свиней и полсотни фазанов, команда возвращалась на место. Корнилов сам, как и многие офицеры, не раз ожидал возвращения охотников — с их добычей еда делалась разнообразнее.
И чего только не лепили солдатики на кухне из свежего мяса! И пельмени, и текинские манты, и котлеты по-губернаторски с начинкой из яиц и лука, и шницеля по-генеральски, и шашлыки по-туземному, на косточках, и до хруста выжаривали хорошо отмытую, обработанную огнём свиную кожу, ладили и холодцы из копыт и голов, а уж о фазанах да об утках, иногда попадавшихся на мушку, и говорить не приходилось. Часть уток, обманутых поздним теплом, обязательно оставалась на реке на зимовку, сбивалась в тучные стаи, и если такая стая попадалась на глаза стрелку, то от неё только пух с перьями летели...
Капитану вновь почудилось, что с неба доносятся серебристые птичьи крики, он опять поспешно задрал голову, зашарил взглядом по высокому высветленному своду, ничего не нашёл и скорбно сжал губы: подумал, что, возможно, так подавала о себе знать родина. Земля, на которой мы живём и за которую воюем, где лежат кости дорогих предков и которая нам снится по ночам на чужбине. Корнилов поспешно отёр пальцами глаза. Больше печальный серебристый звук он вряд ли услышит. По одной причине — его нет, он только чудится.
Кони, напившись воды и на глазах повеселев, выбрались на берег, ожидали теперь команды двигаться дальше. Умные существа.
Неожиданно Корнилову показалось, что на острове происходит какое-то шевеление: то ли крупный зверь туда забрался, то люди туда переправились. Капитан сделал Кериму несколько поспешных знаков — уводи лошадей!
Керим безмолвно — он всё понял мигом — подхватил под уздцы двух коней и увёл их в заросли тростника, Мамат пригнулся, настороженно глянул в сторону острова, потом, вцепившись рукою в повод своего коня, последовал за Керимом.
Корнилов присел на корточки перед кустом, обмахрённом серебристыми почками, вгляделся в жёсткую щётку тростника, покрывавшего остров: есть там кто-нибудь или это у него просто рябит в глазах? От усталости и от того, что он, выйдя к Амударье, выпил спирта, разбавленного речной водой, — сделал это на всякий случай, ему показалось, что он прихватил в дороге какую-то желудочную заразу, бороться с которой можно только спиртом. От внутренней напряжённости перед глазами всё поплыло в сторону, замерло, потом пространство развернулось и поплыло в обратную сторону... Корнилов тряхнул головой, словно хотел сбросить с себя некое наваждение.
Через несколько секунд на острове хлопнул выстрел — резкий, с металлическим отзвоном, какой обычно дают патроны с усиленным зарядом пороха, за первым выстрелом последовал второй, потом — третий. Корнилов ждал — он обратился в камень, в вырубленную из дерева грубую статую, в пень, слился с берегом, с тростником, был совершенно незаметен. Лишь глаза выдавали, что неподвижный оковалок этот — живой человек.
В центре острова послышался шум, затем — негромкий вскрик, невнятное шевеление родило сухой треск, всё замерло. Корнилов продолжал ждать. Надо было понять, кто находится на острове — свои или чужие?
Минут через десять из глубины острова на берег выскочил низкорослый сивоусый казак в фуражке с голубым околышем, сунул руки в воду, ополоснул их, затем, зачерпнув ладонью песка, потёр им другую ладонь, используя песок вместо мыла.
У Корнилова отлегло от сердца, дышать сделалось легче. Свои. Он поднялся над кустом и позвал казака:
— Братец!