Тот дёрнулся, будто от удара кулаком — так внезапно для него прозвучал голос, поспешно вскочил на ноги. Вгляделся в противоположный берег Амударьи.
— Братец! — вновь позвал казака Корнилов, махнул ему рукой.
Казак насупился, словно его застали за чем-то нехорошим, пошарил за спиной рукой и отступил назад.
— Не бойся, братец, — произнёс Корнилов проникновенно, стараясь говорить так, чтобы казак понял, с кем имеет дело, — я — русский. Русский. Капитан Генерального штаба Корнилов, служу в Туркестанской артиллерийской бригаде. Находился на рекогносцировке в Афганистане. У тебя старший есть?
Казак молчал недоверчиво — соображал.
— Есть, — наконец отозвался он.
— Кто?
— Подпоручик Семенов. Из Тринадцатого батальона.
— Пригласи сюда подпоручика, — велел Корнилов.
— Слушаюсь, ваше благородие, — наконец по-уставному отозвался казак и почти беззвучно — умел ходить, как настоящий охотник, — спиной вдвинулся в камыши.
Прошло ещё несколько утомительных минут. Керим и Мамат по-прежнему стояли с конями в камышах, не показывались: мало ли что может произойти, вдруг обнаружится какая-нибудь подставка, в одиночку капитан справится с ней легко, гуртом же — нет. Мудрое народное правило «бережёного Бог бережёт» никто не отменял.
Тростник на островном берегу раздвинулся с треском, и в раздвиге появился молодой смуглолицый человек в солдатской телогрейке и офицерской фуражке, вгляделся в противоположный берег. Лицо его нахмурилось — он увидел худощавого мужчину в чалме и текинском халате, по виду явно текинца или пуштуна, вскинул руку к козырьку фуражки:
— Подпоручик Тринадцатого Туркестанского батальона Семенов! С кем имею честь?
— Капитан Генерального штаба Корнилов. Возвращаюсь с сопредельной стороны, с рекогносцировки.
Подпоручик нахмурился ещё больше — похоже, он не верил в то, что по ту сторону реки в камышах стоит капитан Генерального штаба, одетый в старый туземный халат, — нижняя челюсть у него двинулась вначале в одну сторону, потом в другую, словно подпоручик получил прямой удар в лицо на боксёрском ринге. Наконец он проговорил:
— Чем могу быть полезен, господин капитан?
— Лодка у вас есть?
— Есть. Находится на той стороне острова.
— Перебросьте меня и моего спутника на остров. Я вместе с вами поеду в батальон.
— На переброску лодки уйдёт не менее часа — остров большой.
— Ничего страшного, подпоручик.
Семенов ещё раз вскинул руку к козырьку и исчез.
Корнилову вновь почудилось, что в небе встревоженно закричали журавли — пытаются найти дорогу домой, в родные северные края, мечутся из стороны в сторону и не находят: что-то сбивает их с верного пути, и они кричат моляще, горько, прося дать им верный курс... Капитан вскинул голову и опять ничего не увидел.
Кто же подаёт ему из горних высей этот странный сигнал? Не было ответа Корнилову. Впрочем, он знал, кто подаёт ему весть из небесного далека, кто болеет за него и одновременно бывает требователен, строг, грехи прощает только после покаяния, следит за ним, без всякого толмача читает его мысли. Словно бы на что-то надеясь, Корнилов ещё раз оглядел небо и двумя руками раздвинул плотную сухую стенку, скрывавшую его спутников:
— Керим! Мамат!
Спутники дружно отозвались на оклик капитана.
— Всё, Мамат, можешь отправляться домой, спасибо. — Корнилов достал из кармана монету — десятирублёвку, сунул золотой кругляш в ладонь текинца.
— Спасибо, друг мой... Не ругай меня, если что-то было не так.
— Да вы что, господин! Я всем доволен.
Мамат вывел коней из зарослей, по узкому лазу протиснулся на открытое пространство и исчез.
Через полтора часа солдаты угощали Корнилова и его спутника Керима роскошным супом из фазанятины, дух над котлом поднимался такой густой и такой одуряюще вкусный, что от него даже шла кругом голова, а во рту в твёрдые клубки сбивалась слюна.
Подпоручик Семенов оказался гостеприимным хозяином, на подхвате у него суетился расторопный помощник — тот самый недоверчивый сивоусый казачок, которого первым засек Корнилов.
Фамилия у казачка была простая — Лепилов, имя — типично русское, Василий. Он угостил гостей не только фазаньей похлёбкой, но и вяленым усачом. Амударьинский усач был жирным, сочным, вязким, таял во рту, на зубах оставался лишь нежный солоноватый, вкус — такой рыбы можно было съесть сколько угодно. Керим рыбу не ел, но он охнул, когда попробовал её, покрутил восхищённо головой:
— Божественная еда!