– Это Каллены и Хейлы. Эдит и Элинор Каллены, Джесамина и Роял Хэйл. А того, который ушел, зовут Арчи Каллен. Они живут у доктора Каллен и ее мужа.
Я покосился на идеальную девушку, которая теперь смотрела на свой поднос и ломала на кусочки бублик изящными бледными пальцами. Ее полные губы были слегка приоткрыты, а рот совершал быстрые едва заметные движения. Остальные трое не смотрели на нее, но мне все-таки показалось, что она что-то тихо им говорит.
Странные имена. Старомодные. Подобные именам наших дедушек и бабушек – и моему. Может, это местный обычай? Так принято называть детей в маленьком городе? Но тут я наконец вспомнил, что моего соседа зовут Джереми. Совершенно обычное имя. Когда я жил дома, на занятия по истории вместе со мной ходили целых два Джереми.
– Они все очень… симпатичные.
Какое преуменьшение.
– Да! – согласился Джереми, еще раз хохотнув. – Правда, все они по парам: Роял и Элинор, Арчи и Джесамина. Ну, встречаются, знаешь ли. И живут вместе. – Он усмехнулся и с намеком покачал бровями.
Не знаю почему, но его ответ вызвал у меня желание защитить их. Наверное, просто потому, что это прозвучало так осуждающе. Но что я мог сказать? Я ведь ничего о них не знаю.
– Кто из них Каллены? – спросил я, желая сменить тон, но отнюдь не тему. – Они не похожи на родственников… ну, то есть…
– О, они и правда не родственники. Доктор Каллен слишком молода для таких детей. Ей слегка за тридцать. Все они приемные. Хейлы – светловолосые – действительно брат и сестра, даже, насколько я знаю, близнецы, а остальные просто усыновлены одной семьей.
– Они выглядят слишком взрослыми для усыновления.
– Сейчас так и есть. Роялу и Джесамине по восемнадцать лет, но они живут у мистера Каллена с детства. Кажется, он их дядя.
– Вообще-то, это потрясающе – то, что они взяли на себя заботу обо всех этих детях, когда они были совсем маленькими.
– Наверное, – сказал Джереми, но это прозвучало так, будто он предпочел бы не говорить ничего положительного. Похоже, он почему-то недолюбливает доктора Каллен и ее мужа… А по взгляду, брошенному парнем в сторону тех, о ком мы говорили, я догадался, что здесь не обошлось без ревности. – Хотя, думаю, доктор Каллен просто не может иметь собственных детей, – добавил он, словно это каким-то образом принижало замечательный поступок этих людей.
На протяжении всего нашего разговора мне не удавалось отвести глаза от странного семейства больше чем на несколько секунд. Они же по-прежнему рассматривали стены и ничего не ели.
– Они всегда жили в Форксе? – спросил я. Как мог я не заметить их, бывая здесь во время летних каникул?
– Нет. Переехали сюда всего два года назад откуда-то с Аляски.
Меня охватила странная волна сожаления и облегчения. Сожаления – потому что, какими бы они ни были красивыми, но все же оставались чужаками, их не приняли. А облегчения – из-за того, что я здесь, оказывается, не единственный новичок и, судя по всему, далеко не самый интересный.
Когда я снова посмотрел на них, идеальная девушка, одна из Калленов, подняла голову и встретила мой взгляд на этот раз с явным любопытством. Я тут же отвернулся, подумав, что заметил в ее глазах какое-то неудовлетворенное ожидание.
– А как зовут ту девушку с рыжеватыми волосами? – поинтересовался я, попытавшись бросить небрежный взгляд в нужном направлении, словно просто осматриваю кафетерий. Она все еще внимательно глядела на меня, но не глазела, как все остальные сегодня… Лицо ее выражало разочарование, которого я не понял. И снова опустил глаза.
– Это Эдит. Хороша, бесспорно, но не трать зря время. Она ни с кем не встречается. Очевидно, никто из здешних парней ее не достоин, – кисло ответил Джереми, а потом пробурчал что-то себе под нос. Мне стало интересно, сколько раз она его отшила?
Я крепко сжал губы, чтобы спрятать улыбку. Потом снова взглянул на нее. Эдит. Она сидела отвернувшись, но, насколько я мог заметить, возможно, тоже улыбалась.
Еще через несколько минут эта четверка дружно встала из-за стола. Все они двигались исключительно грациозно – даже златовласый король балов. Странно было наблюдать, как они идут вместе. Эдит на меня больше не посмотрела.
Я просидел в кафетерии с Джереми и его друзьями дольше, чем если бы был здесь один. Не хотелось в первый же день опоздать на занятие. У одного из моих новых знакомых, вежливо напомнившего мне, что его зовут Аллен, следующим уроком тоже была биология. Мы вместе направились в нужную аудиторию и всю дорогу молчали – вероятно, он такой же застенчивый, как и я.
Войдя в класс, Аллен сел за отделанный черным пластиком лабораторный стол – точно такой же, как в моей школе. У него уже был сосед. Вообще-то, занятыми оказались все столы, кроме одного. Возле центрального прохода сидела Эдит Каллен, которую я узнал по необычному цвету волос, а рядом с ней было единственное свободное место.
Мое сердце забилось немного быстрее, чем обычно.
Идя по проходу к преподавательнице, чтобы представиться и дать ей на подпись мой листок, я наблюдал за девушкой, стараясь делать это скрытно. Когда я поравнялся с ее столом, она внезапно застыла на своем месте. Рывком повернув ко мне лицо, так быстро, что я удивился, она уставилась на меня чрезвычайно странным взглядом – он был не просто сердитым, а яростным, враждебным. Ошеломленный этим, я отвернулся, чувствуя, что снова краснею. При этом споткнулся о лежащую в проходе книгу и вынужден был ухватиться за край стола, чтобы не упасть. Сидевшая поблизости девушка захихикала.
Я не ошибся насчет глаз Эдит. Они были черными… угольно-черными.
Миссис Баннер подписала мой бланк и дала мне учебник, не болтая чепухи о знакомстве с классом и не упоминая моего полного имени. Я понял, что мы поладим. Разумеется, у нее не было выбора и она отправила меня на единственное свободное место в центре аудитории. Подходя, чтобы сесть рядом с Эдит, я не поднимал глаз, растерянный и неуклюжий, гадая, что такого мог сделать, чтобы заслужить непримиримый взгляд, каким она меня одарила.
Не глядя на нее, я положил учебник на стол и опустился на свое место, но видел краем глаза, как изменилась ее поза. Девушка отклонилась как можно дальше от меня, сидя на самом краешке стула и отвернувшись, как будто чувствовала отвратительный запах. Я незаметно принюхался. Моя рубашка пахла стиральным порошком. Неужели это так уж неприятно? Я отодвинул свой стул направо, увеличивая расстояние между собой и девушкой, и попытался внимательно слушать учительницу.
Темой лекции было строение клетки, которое я уже проходил. И все же тщательно записывал, стараясь смотреть только в тетрадь.
Не в состоянии удержаться, я время от времени поглядывал на странную девушку, сидящую рядом со мной. За все занятие она ни разу не изменила своей напряженной позы на краю стула, настолько далеко от меня, насколько позволял лабораторный стол и постоянно прятала большую часть лица за волосами. Ее сжатая в кулак рука лежала на левом бедре, под бледной кожей были отчетливо видны сухожилия. Кулак тоже ни разу не разжался. Рукава ее белой хенли были закатаны до локтей и открывали неожиданно рельефные мышцы предплечий. Я не мог не заметить, какая безупречная у нее кожа. Ни единой веснушки, ни одного шрама.
Мне показалось, что занятие тянется дольше, чем предыдущие. То ли из-за того, что был уже конец учебного дня, то ли из-за моего напряженного ожидания, когда разожмется ее стиснутый кулак. Этого так и не случилось: девушка продолжала сидеть совершенно неподвижно – казалось, она даже не дышала. Что с ней такое? Всегда ли она так себя ведет? Я уже засомневался в том, что Джереми за ланчем говорил о ней так из-за ее недоступности. Возможно, причиной была не только досада.
Это наверняка не имело отношения ко мне. Ведь она совсем меня не знает.
Перед окончанием миссис Баннер возвращала ученикам проверенные тесты. Она протянула мне листок, чтобы я передал его своей соседке. Я машинально посмотрел на результат – сто процентов… и, оказывается, ее имя пишется не так, как я предполагал, а с немой «е» в конце, как в старинных романах. И это показалось мне очень подходящим для нее.