Она снова начала следить за тем, что делал Арчи. Сидя на диване, он наклонился над столиком с бесплатной гостиничной шариковой ручкой в руке. Я подошел, чтобы посмотреть, чем он занимается.
Он набрасывал на бланке отеля какой-то рисунок. Я оперся на спинку дивана, чтобы посмотреть через плечо Арчи. Он изобразил комнату: вытянутую, прямоугольную, с более узкой квадратной секцией в дальнем конце. Выводил черточки, показывающие, что доски пола настелены вдоль длинной стороны этого помещения. По стенам сверху вниз тоже шли линии, обозначающие промежутки между зеркалами. Я представлял себе их по-другому – не покрывающими таким образом всю поверхность. А еще по всем стенам на высоте пояса тянулась длинная полоса. Та самая, которую Арчи назвал золотой.
– Это балетная студия, – сказал я, внезапно узнавая знакомые очертания.
Они оба удивленно подняли на меня глаза.
– Ты знаешь эту комнату? – голос Джесамины звучал спокойно, но в ее словах слышался какой-то подтекст. Арчи нагнулся ближе к своему листку, теперь его рука просто летала над бумагой. На задней стене приобрел законченные очертания аварийный выход – именно там, где должен был находиться, насколько я знал; а в правом переднем углу появились стереосистема и телевизор.
– Похоже на студию, где моя мама когда-то давала уроки танцев – хотя она там не задержалась очень уж надолго. Планировка точно такая же, – я дотронулся до рисунка там, где в задней части помещения выделялся квадратный участок, не такой широкий, как остальная комната. – Здесь находился санузел – проход туда был через другой танцевальный зал. Правда, проигрыватель стоял вот тут, – я указал на левый угол, – к тому же более старый, а телевизора вообще не было. И еще было окно в комнате для ожидающих – такой вид открывался именно оттуда.
Арчи и Джесамина пристально смотрели на меня.
– Ты уверен, что это то самое помещение? – спросила Джесамина с тем же неестественным спокойствием.
– Нет, совсем не уверен. То есть большинство танцевальных студий выглядят примерно одинаково: зеркала, станок, – я наклонился через диван и провел пальцем по балетному станку, установленному напротив зеркал. – Просто планировка выглядит знакомой.
– Тебе может понадобиться зачем-нибудь пойти туда сейчас? – спросил Арчи.
– Нет. Я не возвращался туда с тех пор, как мама уволилась – а это было, наверное, лет десять назад.
– Значит, эту студию невозможно связать с тобой? – напряженно уточнил Арчи.
Я покачал головой:
– Даже не знаю, прежний ли у нее владелец. Уверен, что это просто одна из множества танцевальных студий где-то в другом месте.
– А где была та, в которой преподавала твоя мать? – поинтересовалась Джессамина – гораздо более беспечным тоном, чем Арчи.
– Сразу за углом от нашего дома. Именно поэтому мама и пошла туда работать – чтобы я мог встречаться там с ней, когда возвращался домой из школы… – я замолчал, увидев, какими взглядами они обменялись.
– Так эта студия здесь, в Финиксе? – всё так же небрежно спросила Джесамина.
– Да, – прошептал я. – Угол Пятьдесят восьмой и Кактус-Роуд.
Мы все молча уставились на рисунок.
– Арчи, этот телефон надежен? – спросил я.
– Его номер просто приведет обратно в Вашингтон, – объяснил он.
– Значит, мне можно позвонить с него маме.
– Она ведь во Флориде, правильно? Там она в безопасности.
– Да… но скоро она приедет домой, а ей нельзя возвращаться в этот дом, пока… – мой голос задрожал. Я думал о Викторе, обыскивающем дом Чарли, школу, где были сведения обо мне.
– Какой у нее номер? – спросил Арчи, уже с телефоном в руке.
– У них нет постоянного номера, кроме домашнего. Мама должна регулярно проверять сообщения на автоответчике.
– Джесс? – Арчи обернулся к девушке.
Она немного подумала.
– Вряд ли это может повредить… только, разумеется, не надо говорить, где ты находишься.
Кивнув, я потянулся за трубкой. Набрал знакомый номер и дождался, когда после четырех гудков раздастся оживленный голос мамы, предлагающий оставить сообщение.
– Мам, – сказал я после сигнала. – Это я. Слушай, мне нужно, чтобы ты кое-что сделала. Это важно. Как только получишь сообщение, позвони мне на этот номер. – Арчи показал мне на номер, уже написанный под его рисунком. Я дважды отчетливо прочитал его вслух. – Пожалуйста, не езди никуда, пока не свяжешься со мной. Не волнуйся. Я в порядке, но мне нужно поговорить с тобой – сразу же, как бы поздно ты ни прослушала этот звонок, хорошо? Я люблю тебя, мам. Пока.
Я закрыл глаза и помолился о том, чтобы никакие непредвиденные изменения планов не привели ее домой раньше, чем она получит мое сообщение.
Потом мы снова начали ждать.
Я обдумывал возможность позвонить Чарли, но не знал точно, что ему сказать. Смотрел новости, на сей раз сосредоточенно, следя, нет ли каких-то репортажей о Флориде или о весенних сборах… о забастовках, ураганах или терактах – о чем угодно, что могло бы заставить маму и Фила раньше вернуться домой.
Казалось, что бессмертие дарует и бесконечное терпение. Ни Джесамина, ни Арчи, похоже, вообще не чувствовали необходимости что-нибудь делать. Арчи довольно долго рисовал смутные очертания темного помещения из своего видения – то, что смог разглядеть в тусклом свете телевизора. Но закончив с этим, он просто сидел, глядя на пустые стены. Джесамина тоже явно не испытывала никакой потребности метаться по номеру, или выглядывать за шторы, или пробить кулаком дыру в стене – в отличие от меня.
Я уснул на диване, так и не дождавшись телефонного звонка.
Глава двадцать первая
21. ЗВОНОК
Проснувшись, я понял, что еще слишком рано. Ночи и дни для меня словно постепенно менялись местами. Единственным источником света в комнате был телевизор с приглушенным звуком. Часы на экране показывали начало третьего ночи. Я услышал тихие голоса, говорящие слишком быстро, и решил, что это они меня разбудили. Минуту-другую я неподвижно лежал на диване, ожидая, пока придут в порядок слух и зрение.
Потом осознал странность того, что разговаривают достаточно громко, чтобы разбудить меня, и сел.
Арчи снова рисовал, склонившись к столу, а Джесамина стояла за ним, положив руку ему на спину.
Я встал и подошел к ним. Увлеченные тем, что делал Арчи, они даже не посмотрели в мою сторону.
Я пристроился с другой стороны, чтобы разглядеть рисунок.
– Он увидел кое-что еще, – тихо сказал я Джесамине.
– Что-то заставило ищейку вернуться в помещение с видеомагнитофоном, но теперь там светло, – ответила она.
Я смотрел, как Арчи рисует квадратную комнату с темными балками на низком потолке. Стены отделаны деревянными панелями – мрачноватыми, немодными. На полу неяркое узорчатое ковровое покрытие. В южной стене большое окно, а в западной – дверной проем, ведущий в гостиную. Сбоку от него большой камин, сложенный из коричневого камня и открывающийся в обе стороны. Если смотреть отсюда, в центре внимания оказывалась юго-западная часть комнаты, где на слишком маленькой деревянной тумбочке ютились телевизор и кассетный видеомагнитофон. Их огибал старый угловой диван, перед которым стоял круглый журнальный столик.
– Сюда телефон, – прошептал я, показывая нужное место.
Они оба уставились на меня.
– Это дом моей мамы.
Арчи уже стоял у противоположной стены с мобильником в руке и набирал номер. Я пристально смотрел на точное изображение знакомой с детства комнаты. Вопреки обыкновению, Джесамина плавно приблизилась ко мне. Она легко коснулась моего плеча, и физический контакт, похоже, усилил ее успокаивающее воздействие. Страх оставался притупленным, размытым.
Очертания рта Арчи потеряли четкость, он говорил слишком быстро… его речь казалась просто тихим гудением, которое невозможно было понять.
– Бо, – сказал он. Я посмотрел на него, не в состоянии ответить. – Бо, Эдит уже в пути. Они с Элинор и Карин отвезут тебя куда-нибудь, спрячут на время.
– Эдит прилетает?