К середине дня поверхностный слой льда размокает, по нему местами бегут ручьи. Кое-где образуются лужи, а иногда и целые озерки. Самые большие изменения, разумеется, происходят в нижнем участке ледника. Обозначенную нами трассу подъема в одном месте полностью размыло бурным потоком.
Наступило время возвращаться обратно в базовый лагерь — к ловушкам, к нашей полевой лаборатории — и окончить раздел исследований нижней части ледника. Спуск с шеститысячной высоты третьего лагеря ко второму недолог, особенно если дождаться послеполуденного времени, когда трасса окажется в тени и размокшая поверхность ледника затвердеет.
Долго тянем с выходом, но наконец около пяти часов мы с Вильдой Геккелем на трассе. Дорога очень хороша. В резко похолодавшем воздухе пар вылетает изо рта, покрывая инеем усы и ворот свитера. Подошвы горных ботинок и острия лыжных палок, на которые мы опираемся, скрипят на твердом снегу. В тени снимаем защитные очки и наслаждаемся естественными красками, не измененными фильтрами стекол. В глубине под нами сгущаются темно-синие тени, но протянувшийся перед нами на горизонте Ношак еще полностью освещен. Ближе к вечеру его искристый ледяной и снежный убор отражает последние розовые лучи, резко контрастируя с темнеющем небом.
И вдруг в тот момент, когда Вильда обращает мое внимание на красоту ледникового озерка, под нами рушится снежный мост, по которому проходила протоптанная тропа. К счастью, проваливаемся каждый одной ногой. Я правой, левая остается странно подогнутой на поверхности. Осколки льда гремят в трещине глубоко под нами. На животах ползем в сторону от трещины. Думать о боли в ноге нет времени. Она дает о себе знать уже в лагере: целую ночь не могу уснуть из-за поврежденного колена.
На следующий день при спуске с «двойки» к «единичке» моим напарником идет кинооператор. С опухшим коленом я порядочно неуклюж, и, видимо, поэтому повторяется вчерашняя история с трещиной. Однако сегодняшняя трещина больше. В образовавшемся подо мной проломе остаюсь висеть только благодаря рюкзаку за спиной. В ушах долго стоит грохот от падающего в глубину льда. Оператору удается избежать неприятностей. К счастью, еще светло, и можно постараться дотащиться до темноты к базовому лагерю. Товарищ настаивает на том, чтобы я шел с ним немедленно, опасаясь, что за ночь колено распухнет еще больше.
Дорога плохая, нога болит, и каждый следующий шаг — проблема. Но останавливаться нельзя, чтобы не быть застигнутыми темнотой на леднике. Тяжелый груз и боль в колене выматывают все силы. Наконец выходим с ледника на боковую морену, и я присаживаюсь у водопада, который служит лагерным «водопроводом». До палаток уже близко, и хочется к ним подойти, а не приковылять.
Сидим тихо. В какой-то момент в сумерках бесшумно, как тень, мелькнула пищуха. Это похоже скорее на видение, чем на реальность, но я уверен, что не ошибся. Значит, они здесь живут! Мы долго и безрезультатно их искали, высматривали хотя бы их следы в виде характерных кучек помета в укрытиях под камнями. Н вот сама пищуха является на расстояние выстрела. Необходимо срочно подлечить ногу и завтра же выйти на охоту.
Лучшее время для охоты на пищух — минуты перед наступлением сумерек. Договариваюсь с Павлом о том, что завтра мы с ним придем на свидание с пищухой именно в это время. Пищуха тоже не подвела. Десять минут — и она у нас в руках. Если и в Вахане добыть пищуху было ценным достижением, то чем же стал для нас этот единственный экземпляр, полученный под Тиричмиром!
И еще одну неожиданность преподносит нам ледник — следы снежного барса. Там, где соединяются языки Верхнего и Нижнего Тиричских ледников, их боковые морены в результате взаимного давления изогнулись. В одном из широких изгибов образовалась ровная поверхность, пересекаемая водным потоком с Верхнего ледника. Колебания уровня воды привели к образованию на этой поверхности наносов тонкого песка. Барс как бы расписался на идеально отшлифованной поверхности цепочкой своих следов. Они отчетливо просматриваются на тонком песке. Плохо, что у меня нет с собой сантиметра. Приходится воспользоваться шнурком от экспонометра. Следы идут ровно, по одной линии, долго чередуясь так, что два располагаются близко друг к другу (расстояние между ними равно 15 сантиметрам), а затем следует разрыв примерно в 50 сантиметров. Судя по скорости, с которой приземный ветер сглаживает песок, следы явно свежие, не более получасовой давности. Нужно поспешить с фотографированием, пока они так отчетливы.
Барс, по-видимому, соскочил с каменного обломка морены, прошел через котловинку и снова исчез среди камней. Таким образом, следы идут «из ниоткуда в никуда». Поскольку они такие свежие, лучше не затевать преследования. В Вахане мы встретились с барсом почти нос к носу, и тогда я мог с минуту наблюдать эту «редчайшую и наименее известную из крупных кошек на свете». Сам я не поклонник сильных выражений, эти поэтические слова я позаимствовал у американского зоолога Г. Б. Шаллера, который в другой горной области Читрала в 1970 году имел возможность в течение довольно длительного времени наблюдать барса. Через четыре года после нашей экспедиции Шаллер в сборнике Американского географического общества опубликовал свои первые фотографии снежного барса, снятые непосредственно в природе. Там же были помещены и снимки следов.
Шаллер напал на следы барса на высоте около 3300 метров. Чтобы привлечь зверя, в качестве приманки были использованы козы, однако две недели прошли безрезультатно. Но вот как-то ранним утром ученый увидел, что над местом, где была привязана одна из коз, кружит стервятник. Около убитой козы находилась самка барса. Она оставалась поблизости около недели, время от времени возвращаясь к своей добыче. Так Шаллеру удалось сделать свои уникальные фотографии.
Барс охотится по ночам и в одиночку. В Гиндукуше, Гималаях и других горных странах Центральной Азии он бродит среди скал, забираясь на высоту до 5500 метров. По мнению защитников природы, существование снежного барса в настоящее время находится под угрозой. Никто не знает, сколько барсов сейчас живет на свете. В зоологических садах мира их меньше сотни. Международная федерация торговли мехами обратилась к своим членам с призывом прекратить добычу и торговлю шкурами барсов. Однако туристы в Пакистане и Индии продолжают нелегально покупать шкуры барса, и будущее этих зверей пока сулит мало утешительного.
Я, к сожалению, не смог раздобыть для приманки козу, как это сделал Шаллер, так как единственная коза, которой мы располагали в базовом лагере, незадолго до появления следов барса превратилась в отличный, остро приправленный гуляш. Коза паслась на свободе и однажды забралась на неприступный скалистый склон над базовым лагерем, откуда не могла спуститься. Помочь ей не было никакой возможности — и пришлось снять ее выстрелом. Может быть, она и привлекла барса к лагерю? Или он же и загнал ее на скалы. Во всяком случае следов барса больше не появлялось…
По сравнению с Ваханской областью позвоночных животных в области Тиричмира весьма мало. Использую весь свой опыт, в том числе почерпнутый в долинах Ишмурх и Чап-Даррах, но не могу обнаружить следов сурков. Айадудин, который остался нашим единственным верным помощником и носильщиком в высокогорье, утверждает, что он охотник. На вопрос, есть ли здесь сурки, отрицательно качает головой. Он знает этих зверьков по другим местам. В этой долине тишину ни разу не нарушил их характерный пронзительный свист. Что касается горных козлов, то я как-то нашел один скелет на дне небольшой долинки. Видимо, животное погибло под лавиной.
Неважно обстоит дело и с мелкими грызунами — основным предметом наших интересов. За несколько дней удается получить и обработать всего лишь два экземпляра, и это при громадном количестве ловушек. Немудрено повесить голову от соотношения количества расставленных в окрестностях лагеря ловушек и числа пойманных экземпляров. Оно весьма неблагоприятно — 1: 600!
И все это несмотря на достаточное количество травы! На лужайках среди осыпей над базовым лагерем ее больше, чем во всей Ишмурхской долине, а мелких грызунов так мало. При этом нельзя сказать, что мы не находим следов их пребывания. Правда, следы большей частью старые: крупные кустики прошлогодней травы частично обглоданы, а среди обломков сухих стеблей в пустотах между камнями можно обнаружить и какие-то намеки на звериные тропки. Однако ловушки с приманкой из ядер орехов, сухих фруктов и кусочков пропитанного маслом фитиля остаются неизменно пустыми.