Нашу рабочую идиллию нарушает нехватка питьевой воды. В начале нашего пребывания здесь мы потребляли кристально-прозрачную и холодную талую воду. Но после того как снег в желобе над лагерем окончательно растаял, тонкий ручеек ослабел и высох. Воду из ледникового потока, напоминающую скорее раствор цемента, использовать невозможно. Пришлось спуститься пониже, к тому месту, где Тиричская долина сливается с долиной Удрен-Гол. Когда мы поднимались в горы, нам попалась на глаза небольшая роща в стороне от тропы. В этом месте мы и подведем черту под нашими исследованиями.
Палатку и все, что не имеет прямого отношения к работе, мы оставляем в Шаньяке. Главное — захватить ловушки, сотни ловушек, чтобы за короткое время успеть получить как можно больше материала. А в остальном нас вполне устраивает спальный мешок, коробка растворимого кофе и несколько банок сардинок. Кроме того, у нас имеется деликатес — остатки хлеба, еще из дома. Хлеб упакован в специальный пакет, предохраняющий от плесени, но все же слегка заплесневел снаружи, а внутри стал твердым как камень. Но это ничего. Пилкой от охотничьего ножа Павла мы отпиливаем кусочки, размачиваем в воде и ощущаем во рту вкус домашнего хлеба.
Спуститься далеко нам не удается. Исчез естественный мост, по которому мы проходили весной. Там, где долину перекрывал не успевший растаять конус лавины, сейчас шумит река, и нам совершенно ясно, что на противоположный берег не попасть.
— Что же дальше?
— Попробуем еще спуститься по нашей стороне.
Идем среди нагромождений каменного моря, петляем, перелезаем, возвращаемся и снова с тяжелым грузом двигаемся вперед. К середине дня мы на уровне летнего поселения Бандок, но чуть ниже его путь начисто перекрыт конгломератовой стеной.
— Здесь не пройдем!
Река грохочет среди каменных глыб, сдвигает более мелкие обломки, и бурное течение уносит их вниз по долине. Без каната через реку не перебраться.
— Надо вернуться назад. Поднимемся на ледник и по нему перейдем на другую сторону долины.
Вечер застает нас снова в Шаньяке. Мы как будто предвидели это, когда оставляли здесь палатку.
Переход по леднику тоже оказался непростым делом. Нижняя его часть сильно разбита, отдельные ледяные башни разделены глубокими провалами. Мелкий песок, покрывающий лед, на проталинах смешивается с водой и образует жижу, по которой наши горные ботинки безнадежно скользят. Мы должны подняться по леднику довольно высоко, прежде чем обойдем широкую ледяную ложбину, полную мчащейся воды, и выберемся к боковой морене. Но и здесь трудности не кончаются. Морена совсем свежая. Она высокая и крутая. При каждом шаге из-под ног не только осыпается щебень, но срываются и крупные блоки.
Напрягая все силы, поднимаемся по краю морены. Вдруг под нами открывается зеленое пятно. Это Шаньяк, та его часть, которая расположена на правом берегу ледниковой реки. После полудня мы на уровне нашей палатки. Ярко-оранжевая, она хорошо видна на противоположном берегу, примерно в 500 метрах от нас. Путь, пройденный нами, невозможно преодолеть с большим багажом, не пользуясь помощью носильщиков. При предстоящем переселении надо будет устроить переправу через реку, забрав для этого в базовом лагере канат.
Снова выходим в направлении летних поселений Бандок и Атак. Наконец добираемся до слияния потоков Тирич-Гол и Удрен-Гол. В поле нашего зрения — зелень деревьев, но между нами и нашей целью снова река, вздувшаяся от боковых притоков. Опять та же проблема. На этот раз нас выручают остатки старого моста. Собственно, это просто нагромождения камней, ранее служившие опорами моста и даже не скрепленные цементным раствором. На них брошены два тополевых ствола — скорее жерди, нежели бревна, старые, почерневшие и выгнутые дутой, так что середина их провисает над самой водой, а временами и скрывается под ней. Удержат ли они нас? Не треснут ли, не соскочат ли с каменной опоры? Пока один из нас для страховки придерживает их за концы, другой осторожно продвигается вперед. Посередине, там, где жерди прогибаются особенно угрожающе, течение бьет по ногам. Все сооружение неприятно качается. Изрядно затрудняют продвижение объемистые рюкзаки, набитые ловушками. Но наконец мы на другом берегу и шагаем навстречу… глубокому разочарованию! Рощица, которую мы принимали за остатки естественной растительности, на самом деле представляет собой несколько тополей у ныне сухих арыков, ведущих к развалинам хижин. Под деревьями никакого травяного покрова, лишь серая, твердая, как цемент, земля. Здесь нам рассчитывать не на что. При всем желании мы не можем найти подходящих мест для наших ловушек, заполняющих два рюкзака.
Наступившее утро подтверждает вчерашние опасения: всю добычу составляет один-единственный экземпляр. Оставаться здесь на неделю совершенно незачем. Снова проделываем цирковой трюк — переправляемся по тополевым жердям и штурмуем подъем по долине Тирич. Груз давит на спину, словно мешок с песком, на ногах от усталости будто тяжкие оковы. Вечером в Шаньяке буквально валимся на камни и, голодные, глядим на ту сторону горного потока, где стоит наша палатка, полная продуктов. Три дня мы пробирались по осыпям и леднику, а в результате — одна серебристая полевка! Поймет ли это кто-нибудь у нас дома?
Последующие дни, заполненные работой в Шаньяке, на правом берегу тиричского потока, были и последними днями экспедиции. Когда, уже в Шагроме, мы расставались с Айадудином, это было прощание старых друзей. На пыльном пятачке у моста через Тирич-Гол, там, где начинается крутая тропа из Шагромской долины вниз к седлу Зани-Ан, наш друг устроил нам прощальный ужин. Мы ели яйца и свежие лепешки, пахнущие пеплом горных трав и сдобренные мелким песком, высыпавшимся из ложа жернова — жернова из гранита, обточенного водами потока Тирич-Гол.
Там, где остановилось время
Не дожидаясь восхода солнца, покидаем спящее селение Читрал. Августовская жара охватила горные долины, выгнала людей из душных жилищ на плоские глиняные крыши. Кому не хватило места, вытащили постели на улицу. Даже читралский пограничник спит на своем посту у моста через реку. Наш отъезд нарушает покой этого сонного царства. Небольшой грузовичок и джип, который, судя по его техническому состоянию, побывал в войну на всех фронтах, грохочут и вздымают облака пыли. Отъезжаем мы с легким сердцем: все, что нами было задумано, удалось выполнить. Остался лишь путь домой, который после всего представляется нам приятной прогулкой.
Остались позади ледники и выжженные склоны над рекой Мастудж. Быстро меркнет в дымке блеск ледяного купола Тиричмнра. Мы двигаемся на юг, где нас ждет прохлада хвойных лесов Ашретской долины. Но прежде мы еще завернем на запад, к пограничным горам, где в долинах Брамборет и Рамбур живут остатки народности кафиров — исконных жителей неприступных гор и пограничной области между Афганистаном и Пакистаном. Еще до недавнего времени они сохраняли в неприкосновенности не только антропологические признаки, племенные обычаи, уклад, национальный костюм, но и религию. Они поклоняются целому ряду богов. Религия эта отличается и от ислама, и от религий, исповедуемых индийцами. Она так и называется — кафири, что означает «язычество», а земля, населенная ее приверженцами, получила название Кафиристан, то есть «земля язычников».
Первые упоминания о кафирах (понятно, что это название появилось уже во времена ислама) встречаются в летописях походов Александра Македонского на восток. В начале лета 327 года до нашей эры он двинулся из Кабульской Долины в поход на Индию. По каньону реки Кабул он вышел к сегодняшнему Джалалабаду. Далее его путь проходил вдоль реки Кунар и через пограничные горы между современными Афганистаном и Пакистаном. Он перешел через перевал Нава, севернее Хайберского перевала, и встретил незнакомый народ, о котором в описаниях походов Александра Македонского говорится, что своим общественным строем, традициями и обычаями он напоминает греков. Согласно легенде, от этого народа и произошли кафиры. Вероятно, это и явилось основанием для тех суждений о происхождении кафиров, в которых неоднократно повторяется греческий мотив: кафиров считают потомками солдат Александра Македонского или же участников какого-либо другого греческого похода, происходившего на триста лет ранее. По другой версии, кафиры являются потомками греков, переселенных персами на восточные земли их империи, и т. д. Западное происхождение кафиров обсуждалось много раз.