Арун на языке хинди означает «рассвет», «раннее утро», «утренняя заря». Местное поэтичное название можно символически связать с действительностью. Ведь именно эта река сыграла большую роль в освоении непальских Гималаев в период, когда это царство неприступных гор и льда было наглухо закрыто для внешнего мира.
Первый бесстрашный путешественник, проникший в долину Аруна и работавший там, был индийским сотрудником английской службы землеустройства. Его звали Хари Рама, но в целях личной безопасности он действовал под шифром «Человек номер девять». Словно приключенческий роман читается история его путешествия, которое он начал в 1871 году. Под видом паломника он вышел из Дарджилинга, пересек Сикким в северном направлении до Тибета и оттуда повернул к югу вдоль Аруна, во внутренние районы Непала. С карманным секстаном в виде ритуальной буддийской мельнички и тщательно запрятанным точным термометром, с помощью которого он фиксировал высоту над уровнем моря, он прошел огромный путь, но все же был схвачен. Раму допрашивали, пытали, но благодаря его познаниям в медицине и искусству врачевания он был в конце концов отпущен на свободу. С опасностью для жизни Хари Рама сумел уточнить положение нескольких важных вершин и ряда ориентировочных пунктов. Благодаря его работам открылся путь для географических исследований на территории около 70 тысяч квадратных километров, по существу ранее неизвестной. Особенно это касается бассейна реки Арун. Кроме того, Рама был пер-иым человеком, которому удалось приблизиться примерно на 40 километров к высочайшей горе мира.
Спустя шестьдесят два года тот же Арун служил ориентиром при аэрофотосъемке, проводимой английской воздушной экспедицией под руководством П. Т. Этертона (1933 год). Экспедиция первой пролетела над вершиной Эвереста (Джомолунгмы) и сделала уникальные аэрофотоснимки высокогорной области, включая район Макалу. Впоследствии эти снимки легли в основу изготовления точных карт, способствовавших дальнейшим исследованиям. За десять лет до этого непальские картографы, получившие образование в Индии, проникли до самого монастыря Тенгпочхе, в двадцати километрах по прямой к югу от Эвереста. Эти последние двадцать километров оставались закрытой книгой. Единственными материалами об этом районе были весьма схематичные зарисовки Хари Рамы и его последователя Гендерсона Сингха, которые Этертон сравнивал с детскими изображениями гусениц, ползающих по бумаге.
Итак, 3 апреля 1933 года лорд Клайдсдел сел за штурвал двухместного биплана, а главный наблюдатель экспедиции Л. В. С. Блэккер занял место у своих камер. Самолет отправился от равнинной части Индии к долине Аруна.
«Пыльная мгла обычно достигала высоты 2000 метров, но в этот день поднялась намного выше, чем привела нас в бешенство, — писал Блэккер. — Все же, когда я открыл люк в днище фюзеляжа и вглядывался в красноватую мглу, я увидел бесконечную цепь коричневых непальских гор с черными пятнами девственных лесов. Минутами нам удавалось увидеть быструю реку Арун. Мы пересекли границу запретного королевства на высоте 4000 метров. Скоро наш самолет разом выскочил из пыльного облака в чистый, прозрачный горный воздух, и справа перед нами открылась фантастическая панорама горы Канченджанга… Я откинул крышу кабины, высунул голову в поток морозного воздуха и увидел обнаженную красоту одинокого Эвереста. Всего лишь маленький треугольник, настолько белый, что издали он казался нереальным, а направо от него, на расстоянии едва ли не ладони — другая горная вершина, Макалу. Через короткое время вновь все затянула красноватая дымка, и мы не увидели ничего больше, кроме этих трех высочайших вершин — Эвереста, Макалу и Канченджанги».
После облета Эвереста пилот направил самолет снова к Аруну, туда, где река прорезает Большие Гималаи. Блэккер, еще потрясенный видами склонов Эвереста, далее пишет: «Мы вернулись к грозным обрывам каньона реки Арун через фантастический хаос горных пиков, гребней и зубцов…»
Прошло почти сто лет со времени героического путешествия исследователя Хари Рамы. И вот по долине Аруна, на этот раз с юга на север, движется наша экспедиция. Многое изменилось в этих местах за девять с лишним десятилетий. Религиозный фанатизм и кровавые столкновения остались только на пожелтевших страницах записей и путевых дневников. Теперь для целой армии носильщиков и шерпов экспедиции это желанная возможность хорошо оплачиваемой работы. В деревнях вдоль пути следования экспедиций население старается заработать, усиленно торгуя картофелем, помидорами и другими дарами этой земли.
Изменились люди, но не горы. Условия проходимости остались прежними, как и во времена Хари Рамы. Мы продвигаемся по тропам, где местами не пройдет и навьюченное животное и единственная возможность транспортировки — спины носильщиков. Наш проводник — река Арун. Но по дну долины не проходит ни одной тропы. В периоды муссонных дождей долина целиком затопляется, и потому все деревушки и отдельные дома стоят на склонах, а соединяющие их тропы проходят по окружающим гребням.
Только в первый день мы идем прямо вдоль русла, заполняющего всю долину. Сейчас, в период между муссонными дождями, оно почти сухое. Стремительная река меандрирует среди наносов щебня и тонкого серого песка. У реки — настоящее царство птиц, в небе— клинья диких гусей, на песчаных отмелях — утки. В листве деревьев, подступающих к реке, порхают стайки зеленых попугайчиков. Но лишь один день из месячного маршрута удается нам пройти по ровному дну долины. Уже назавтра долина резко суживается, песчаные наносы исчезают, и мы должны двигаться по тропе высоко по склону.
После недельного путешествия из Дхаран-Базара достигаем последнего оплота цивилизации. В мощном изгибе Аруна, при слиянии его с рекой Сава-Кхола, образовалась обширная речная терраса, настолько плоская, что не потребовалось никаких серьезных строительных работ. Надо было лишь убрать большие камни — и полевой аэродром может действовать. Деревушка Тумлинктар неподалеку отсюда состоит всего из нескольких убогих домишек. Но название деревушки на обзорных картах Непала снабжено силуэтом самолета, обозначающим аэродром. Она и для нас будет единственным пунктом связи с внешним миром на все время экспедиции. Сюда в последующие месяцы несколько раз спустятся два почтальона-шерпа, чтобы обменять наши письма на весточку из дома, доставленную маленьким почтовым самолетом Непальской авиалинии. Этот воздушный мост организовала для нас госпожа Хавлей, представительница агентства Рейтер в Катманду. Сама она будет иметь в связи с этим одно преимущество — надежный приоритет в получении информации о ходе нашей экспедиции для передачи в печать. В Тумлинктаре нам нужно только разыскать господина Нара Нараяна Шресту — торговца и представителя авиалиний — и договориться об организационных вопросах.
Караванная тропа обходит Тумлинктар стороной, поэтому к деревне нужно пройти по тропинкам между участками полей.
В северной части горизонта белеют ледники Больших Гималаев в обрамлении из листьев стоящих близко к нам могучих банановых деревьев. Но домики под ними настолько жалкие, что нам ясно: лавку Нара Нараяна Шресты мы здесь не найдем. У аэродрома стоит белый каменный домик, в нем — несколько солдат, которые хорошо знают господина Шресту. Оказывается, мы должны протащиться пешком еще часа три до ближайшей высотки — там расположен поселок Кхандбари, «столица» здешней глуши. «Вот там и найдете Нара Нараяна Шресту».
На карте у Кхандбари любопытное примечание: «Торговля по средам». Конечно, мы не обращаем внимания на эту пометку и вообще давно уже не вспоминаем о календаре, тем более не задумываемся над тем, какой сегодня день недели. По чистой случайности мы добираемся до Кхандбари именно в базарный день. Наши носильщики приходят в восторг и тут же окунаются в пеструю базарную сутолоку, и о присутствии экспедиции напоминают лишь оставленные тут и там экспедиционные грузы. На первый взгляд кругом полный хаос. Такое множество людей, каждый стремится повыгоднее продать и купить — для нас это может обернуться катастрофой. Сразу невольно всплывают в памяти рации, пропавшие на Тиричмире, и украденный под Нанга-Парбатом тюк с горными ботинками Мирека Яшковского. Но нравится нам это или нет, а накал страстей на базаре продолжается. Этот кажущийся хаос и пестрая смесь различных типов для этнографа были бы неоценимым кладом.