После первой мировой войны, когда начались систематические попытки покорения Эвереста и в связи с этим усилился интерес мировой общественности к Гималаям, возрос и поток новых известий. В «джунглях» всех этих сообщений прорубил путь Ральф Иззард, репортер лондонской газеты «Дейли мейл», автор и поныне лучшей книги, посвященной проблеме снежного человека. (Книга издана в переводе на чешский язык.) Иззард упорядочил имевшуюся информацию, ко многим версиям отнесся критически и попытался на основе всего материала сделать объективные выводы. В 1954 году редакция «Дейли мейл» направила в Гималаи специальную группу, в которую вошли и ученые с большим опытом. Однако загадка осталась неразгаданной. Не более успешно закончились и последующие экспедиции, хотя в них принимали участие специалисты с громкими именами. Не нашли и не видели никого — только следы и следы… «Вещественные доказательства» существования йети — скальп и мумифицированная рука — оказались фальшивыми. Реальными были лишь устные рассказы жителей да непонятные следы.
Количество сообщений о виденных следах, приписываемых йети, очень велико, подчас обескураживающе велико. Можно подумать, что их видело большинство экспедиций, направлявшихся в эту высокогорную область. Информация об этих «находках» проникала в популярные статьи, официальные документы экспедиций и научные журналы. Комментарии в зависимости от характера авторов были осторожными и критическими, допускавшими, что эти следы могли оставить какие-то другие животные, но иногда и безоговорочно утвердительными.
Довольно трудно судить о чем-либо, если это что-то видели другие, да к тому же они и сами не могут представить в качестве подтверждения ничего вещественного, не могут ничего исследовать повторно и сопоставить с первыми данными. О том, как могут возникнуть подобные известия о «следах», говорит и опыт нашей собственной экспедиции.
Первое известие о следах на гребне над перевалом Шиптона принес 23 марта Ежи Псотка. Мы тогда стояли лагерем под седловинкой Кеке-Ла, в урочище Мумбук, и носильщики заканчивали переброску последних грузов с перевалочного пункта высоко на перевал. Те из нас, кто не был занят сопровождением носильщиков, разбрелись поблизости. Ясный и легкий морозный день обещал хороший обзор и прекрасные возможности для фотографирования панорам. Попутно можно было провести разведку ближайших четырехтысячников. Ежи и Польда Паленичек, вернувшись с ближайшей вершины, рассказали, что между предвершиной и высшей точкой они напали на следы, которые шли по снежному гребню, уходили вниз к Кеке-Ла и затем исчезали в нагромождении скал. Следы были затверделые и благодаря подтаиванию снега четко выступили на поверхности. Оба сразу же решили, что следы принадлежат кому-нибудь из участников экспедиции. Учитывая, что под влиянием солнца и мороза форма следов изменилась, мы не стали уделять им особого внимания.
В следующий раз следы на снегу увидел геолог Ян Калвода. Это было на склоне одной из пятитысячных вершин над научной базой в Янле. Зверь ступал по мягкому снегу, так что образовались довольно глубокие впадины, но на их дне след лапы отпечатался четко. Гонза зарисовал следы в натуральную величину и сфотографировал их. Они, без сомнения, принадлежали большой кошке. Судя по размерам, это был снежный барс. Однако Анг Намаял, шерпский помощник геолога, осмотрев следы, безапелляционно заявил, что следы оставил йети. Он тут же торжественно сообщил об этом Ангу Ками, который принял его слова за чистую монету и был весьма озадачен, увидев, что я не хочу этому верить. Подобной же была реакция и других шерпов, когда Анг Намаял хвастался своим «открытием» в базовом лагере.
Всякий крупный след на снежном поле для шерпа является неопровержимым доказательством существования йети, и форма следа уже не играет важной роли. Надо сказать, что размер следов зависит не только от состояния снежного покрова и глубины ступания животного, но и от интенсивности солнечных лучей, из-за изменения которой снег то оттаивает, то замерзает. Безусловно, безоговорочная вера шерпов повлияла на тех, кто оповещал весь мир о найденных «следах снежного человека».
Сейчас мы подошли к вопросу о том, на чем основана вера шерпов в существование йети. Ведь шерпы действительно знатоки жизни Гималаев, чутко улавливающие каждое ее проявление. В существовании йети они убеждены полностью и даже различают три разновидности этого существа. Первое из них — drema или telmа, появляясь в какой-нибудь местности, обычно предвещает несчастье. (Согласно работе М. Опитца, тибетское слово dred или его сложное производное dred dmar (сокращенно — drema или telma) означает в своем первоначальном смысле один из подвидов бурого медведя — Ursus arctos isabellinus.) О нем говорится как о двуногом существе с рыжеватой, коричневой или черной шерстью, родственном человеку. Размерами и поведением оно напоминает обезьяну, но в отличие от нее не имеет хвоста, а шерсть у него мохнатая. «Тельмы» — существа общественные и живут группами. Встречу с ними шерпы считают очень плохим предзнаменованием. А еще хуже услышать их голоса и особенно присвист «ке-хии» — он-то и является сигналом несчастья, им они накликают болезнь, бедность, смерть детей и другие ужасные бедствия. Тот, кто услышит этот сигнал, обречен вместе с членами своей семьи на всяческие беды. Но оказывается, сами «тельмы» тоже уязвимы: они страшатся малярии и потому не спускаются ниже верхней границы леса. Однако в давние времена они, бывало, спускались к шерпским селам и изрядно вредили людям. Когда они приближались, шерпы зажигали костры из можжевельника. Почуяв запах дыма, чудовища пугались, что попали в места, пораженные малярией, и поэтому спешили быстро вернуться восвояси.
Другой вид йети— chuty (убийца коров). Синонимом этого слова является выражение p‘yugs tired, которым в Тибете обозначали медведя, то есть убийцу, нападающего на скот. Согласно шерпским легендам, это существо значительно крупнее медведя, шерсть у него черная, коричневая или светло-рыжая. Передвигается оно, как правило, на четырех лапах, но при нападении на овцу или на яка становится на две задние. Несколько поколений назад chuty уничтожали у шерпов целые стада. Они существуют и в наши дни, но стали очень осторожны и пугливы.
Последний, третий, вид йети — mity (грабитель). (Тибетское выражение mi deed или просто mity буквально переводится как «медведь-человек», но оно же используется для обозначения медведя.) Представители этой группы покрыты рыжеватой или совсем светлой шерстью, череп их имеет вытянутую форму, на голове — спадающая на глаза грива. Размерами они не превосходят человека, зато сильнее медведя. Положение тела вертикальное, но ступни повернуты назад, так что следы mity указывают направление, обратное его действительному движению. Шерпы рассказывают, что самки этой разновидности йети обладают столь длинными грудными железами, что касаются ими земли.
Из всех таинственных «человеко-зверей» mity наиболее опасны: они крадут людей, причем мужчин убивают, а женщин, которых они предпочитают своим вислогрудым соплеменницам, утаскивают в недоступные убежища и берут себе в жены. Шерпы утверждают, что они тщательно охраняют похищенных женщин от ревнивой ярости представительниц собственного рода.
Мой шерпский друг Анг Ками родом из Кхумджанга, где в местном монастыре хранится один из трех существующих мнимых скальпов йети. Следовательно, родина Анга Ками — центр особого почитания этих таинственных существ. В разговоре с ним я не раз пытаюсь завести об этом речь. Но Анг Ками, обычно такой словоохотливый, отделывается несколькими фразами и старается поскорее перейти на другую тему. Лишь заявление Анга Намаяла о появлении свежих следов развязывает ему язык. Он явно хочет дать понять, что не Ангу Намаяла, а ему, уроженцу Кхумджанга, известно о снежном человеке намного больше других. На следующий вечер, когда мы с ним сидим вдвоем в Янле, он сам начинает рассказывать истории о йети.