Постоянный страх разоблачения со стороны товарищей или земляков, в котором пребывали эти люди, не позволил бы мне пойти на такой шаг. Кроме того, это совершенно не соответствовало моим понятиям о честности. За все время, которое я находился со своей частью, не произошло ничего такого, что не могло бы быть оправданным с военной точки зрения или могло быть признанным военным преступлением. Поэтому я был уверен, что незаслуженная судьба меня не постигнет. На самом деле, мне было нечего бояться.
С нас уже давно были сняты все знаки различия, и бывшего офицера можно было распознать только по материалу и покрою форменной одежды. Однако в лагере Георгенбург существовали и другие признаки, по которым находившиеся в нем военнопленные различались между собой. Мы не поверили своим глазам, когда увидели на их головных уборах красные или бело-красные нашивки. Попадались и другие цвета. Такой порядок был заведен лагерной администрацией по приказу свыше. Это отражало сложившуюся к тому времени политическую обстановку, о которой до нас доходили противоречивые слухи.
Германского Рейха, Великой Германии больше не было. Как Германия, так и Австрия были разделены на оккупационные зоны, и никто из нас не знал, какими станут границы Германии в будущем. Судетские немцы, такие как армейский ветеринар Зейрль и еще один товарищ, питали призрачную надежду на возвращение в родные земли, которые снова стали частью Чехословакии. Господин Грюн, дипломированный предприниматель из Саарбрюкена, до войны учился в Париже. Он был знатоком французской кухни и предполагал, что Саар войдет в состав Франции. С этого времени он стал считать себя французом.
Для большинства австрийцев ситуация представлялась простой и ясной. Конечно, многие из нас не могли не почувствовать, что это было подлой уловкой разделять людей после нашего общего поражения. Может быть, надо было следовать принципу «каждый за себя» и предоставить немецких товарищей по оружию своей судьбе? Я вспоминал то, что мне когда-то приходилось читать о Первой мировой войне, когда после крушения австро-венгерской монархии солдаты ее армии, оказавшиеся на территории вновь образованных государств, предавали флаг, под которым служили вместе.
Таким образом, мы оказались в похожей ситуации. Мы изменяли своему общему флагу и получали за это презрительные взгляды со стороны многих «немецких» товарищей. Но никто не знал, как ответить на вопрос, что еще оставалось сделать нам, австрийцам. Сама мысль о том, что австрийцев могли отпустить раньше, чем их товарищей из прежнего германского Рейха, не могла считаться неуместной. Разве можно было осуждать людей за такую надежду? Надо ли было нам уподобиться Паулю Эберхардту, который, будучи баварцем, выдал себя за австрийца? Судьба судетских немцев была, конечно, уже давно решена, но никто из них не знал об этом решении. Мы были отрезаны от родины. До того времени нам даже не разрешалось писать домой. Эти разноцветные нашивки сразу же обозначили проблемы, выдвинутые совершенно новой ситуацией. Германский Рейх больше не существовал. Гитлер, которому мы все присягали, был мертв. Поэтому для нас с моральной точки зрения было правильным и даже необходимым заявить о своей верности нашей малой австрийской родине.
В соответствии с состоянием здоровья пленные были распределены по рабочим отрядам. Люди из 1-го и 2-го отрядов должны были работать за пределами лагеря, а 3-й отряд, в состав которого входил и я, мог работать только на лагерной территории. Среди нас было несколько старших офицеров, включая подполковника Деквица, которые тоже использовались на работах внутри лагеря. Помню одного полковника резерва, человека лет 50, по фамилии Кассль. Он был фармацевтом. Оставшись без руки, он боялся, что не сможет работать по специальности.
Старше всех был майор Кишке, бывший владелец небольшого поместья в Восточной Пруссии. Я думал, что ему было от 60 до 70 лет, таким старым он мне казался. Потом там было еще несколько господ из Пенемюнде, экспериментальной ракетной базы. Они не смогли вовремя спастись до прихода туда русских. Еще один «старик», майор по фамилии Хинц, дослужился до своего звания из унтер-офицеров и в Пенемюнде заведовал каким-то складом.
Самым знаменитым среди находившихся в лагере офицеров был обер-лейтенант Юргенс, летчик-истребитель, о котором говорили, что он одержал 88 побед. Был еще один уроженец Восточной Пруссии по фамилии Вибернет. У него были повреждены нервы обеих рук, но все-таки он мог работать.