Иногда, если мы работали недалеко от брошенных домов лесников, мы заходили в них. В садах и огородах, одичалых и заросших сорняками, иногда попадались ягоды и зеленые фрукты. Поразительно, насколько вкусными казались они нам. После двух лет однообразного питания такие «витаминные уколы» оказывали на нас поистине оживляющее воздействие. В самих домах все деревянные предметы, двери, оконные рамы, лестницы, буквально все, что могло гореть, было уничтожено, вырвано или растащено. Это было сделано русскими или местным населением, жалкие остатки которого сохранялись в прилегающей к лесу местности.
У Бориса было приготовлено для нас два сюрприза. В один особенно жаркий июльский день он приказал русскому водителю сделать крюк и подъехать к маленькому пруду. Это явилось для нас несравненной радостью, которой мы давно не испытывали. Борис разрешил нам снять старую пропотевшую одежду и войти в «воду. Он тоже позволил себе удовольствие искупаться, не обращая никакого внимания на оставленную на берегу винтовку.
Второй сюрприз был совершенно иного рода. Как-то раз, в обеденный перерыв, не сказав ничего заранее, он повел нас к заброшенному дому лесника, который располагался примерно в километре от того места, где мы работали. Сначала нам показалось, что это, по-прежнему чистое, здание из красного кирпича ничем не отличалось от других домов и ферм, которые мы видели в той местности раньше. На стенах были видны глубокие выбоины, оставленные снарядными осколками. Сад утопал в роскошной зелени. Борис провел нас дальше, к находившемуся недалеко от дома погребу. Мы спустились на несколько ступенек вниз в наполовину заглубленное хранилище для овощей и фруктов. Своды погреба были выложены кирпичом. Массивная деревянная дверь, выбитая наружу, лежала на земле перед входом. В середине двери имелась пробоина с рваными краями. С волнением мы вошли внутрь и стали вглядываться в темноту. Было видно, как тускло поблескивали стальные каски.
Стояла жаркая, удушливая погода. Надвигалась гроза, и по небу поползли мрачные тучи. Подул сильный ветер, и засверкала молния. Затем послышался сильнейший раскат грома, и с неба хлынули потоки дождя. Крупные капли дождя ударялись о землю и взрывались, как маленькие бомбочки. Мы бросились в подвал. Освоившись с темнотой, мы начали осматриваться по сторонам…
На полулежали солдаты, молчащие и неподвижные. Они были мертвы, но выглядели как живые. Их тела не разложились, но только высохли. По их полувоенной форме было видно, что они входили в состав фольксштурма. У некоторых были протезы конечностей. Это были инвалиды Первой мировой войны. Но они лежали там: два, четыре, шесть, десять, всего двадцать. Что же произошло?
Возможно, в погребе сначала размещался какой-то командный пункт. Наверное, зимой 1945 г. они стояли в мороз на посту и зашли в этот бункер, чтобы немного согреться. Дверь подвала выходила в сторону противника. Очевидно, это их не тревожило, или они не подозревали об опасности. Может быть, и подозревали, но им было уже все равно, и они хотели только погреться. Русский снаряд, возможно, что из танковой пушки, пробил дверь и взорвался внутри. Мощная взрывная волна внезапно и безболезненно убила их всех.
С того события прошло более двух лет. В то время смерть миновала нас. Вечером, подавленные увиденным, мы ехали обратно в лагерь на нагруженном бревнами тягаче. По дороге мы увидели, как к западу от нас последние лучи заходившего солнца преображали вид города Инстербурга. На холме одиноко возвышалась колокольня церкви Мартина Лютера. Сохранился ли еще на церковном шпиле тот прусский орел, который украшал его когда-то?
Однако физический труд в бригаде лесорубов, который в определенном смысле сделал меня «свободным» и поспособствовал восстановлению моей уверенности в себе, подошел к концу. В июле появились признаки того, что австрийских военнопленных должны были в скором времени отпустить на родину. Было заметно, что русская администрация лагеря проявляла особую активность. Капитан с немецкой фамилией Энтер и грозный старшина МВД часто оставались в лагере. Оба они быгил из ведомства, пришедшего на смену наводившего ужас НКВД, и, следуя примеру Сталина, работали по ночам. Соответствующим образом, они были бледными внешне и сеяли вокруг себя страх.