Во время последнего, «большого», обыска каждый пленный должен был разложить перед собой все свое имущество. Русские охранники и офицеры МВД тщательно все проверяли. У Оскара Штокхаммера, лагерного писаря, была обнаружена его расчетная книжка, которую ему удавалось сохранить. Его отделили от нас. Я до сих пор вижу, как он, бледный как мел и лишенный надежды, сидит на земле, уставившись куда-то вдаль. (Впоследствии он стал инспектором полиции в Зальцбурге. Когда мы с ним встречались, то всегда вспоминали эти 20 печальных часов.) Но тогда ему все же разрешили присоединиться к маршевой колонне.
Когда, наконец, мы построились в колонну, чтобы выйти из лагеря, лагерный оркестр занял место у ворот возле колючей проволоки. В его репертуаре не было маршей, да и играть марш было бы, конечно, неуместно. Поэтому оркестр заиграл мелодию популярной американской песни, которая по-немецки называлась «Солнце светит в выходной». Ритм задавал барабанщик Пауль Падурек. Он был похож на уроженца Сицилии, но был простым деревенским парнем из Саксонии. Когда мы были уже далеко от лагеря, на пути к железнодорожной станции, эта веселая мелодия все еще продолжала звучать у меня в голове.
Казалось невероятным, что длившееся два с половиной года заключение должно было закончиться. Многие просто не могли поверить в это. Лично я был настроен в высшей степени скептически. Правда, возникло чувство, что я бы уже не смог оставаться в лагере ни на один день больше. Однако я понимал, что если бы нам пришлось там остаться, то мы бы все равно не смогли ничего с этим сделать. Постоянно присутствовала неуверенность в завтрашнем дне. Если бы нам был свойственен присущий русским фатализм, то, возможно, лагерная жизнь была бы более терпимой. Но мы думали о многом, что надо было улучшать и приводить в порядок. Однако никто еще не знал, отправимся ли мы домой, или же на нашу судьбу окажут влияние какие-нибудь события в мировой политике. Конечно, никто из нас не стал бы скучать по отдававшимся через лагерные громкоговорители приказам и ежедневному исполнению по вечерам в 22.00 воинственного советского гимна. Но действительно ли мы должны были ехать домой?
Наши подозрения усилились после того, как нас погрузили в товарные вагоны и поезд тронулся. К нашему ужасу, эшелон направился не на запад и не на юг, а пошел прямо на восток. Только тогда, когда мы уже приблизились к Минску, он повернул на юг и пошел, насколько мы поняли, через район припятских болот. После этого мы ехали по направлению к Галиции. После многочисленных остановок, продолжавшихся по несколько часов, мы проехали через Львов, Стрый и Коломыю.
Где-то возле Коломыи или Стрыя была проведена проверка, с которой мы раньше никогда не сталкивались. Все находившиеся в поезде должны были выйти из вагонов со своим имуществом и построиться на насыпи. Затем они должны были спустить с себя брюки, повернуться задом, нагнуться и представить свои голые ягодицы проводившим проверку официальным лицам. По рядам пошли самые невероятные слухи, тем более что нескольких бедолаг отвели в сторону. Возникло предположение, что у них были особые татуировки, наподобие тех, которые обозначали группу крови у военнослужащих войск СС, хотя никто не слышал, чтобы такие меры принимались когда-либо раньше. Постепенно укрепилось мнение, что это был санитарный осмотр. Русские выискивали людей с лобковыми вшами или просто таких, чьи ягодицы указывали на дистрофию. Это было безошибочным признаком того, что нас действительно везут домой. Русские, по-видимому, не хотели, чтобы их пленники возвращались на родину похожими на ходячие скелеты.
Настроение поднялось, когда мы приблизились к Карпатам. По извилистой линии железной дороги мы проезжали через покрытые лесом горы мимо красочных деревень. В воскресный день в одной из таких деревень мы увидели стоявших перед церковью мужчин и женщин в ярких разноцветных костюмах. Это представляло собой совершенно непривычную картину сельской тишины и покоя. На высоком перевале произошел потрясающий случай. Наш эшелон остановился рядом с другим поездом, который следовал в противоположном направлении. В таких же, как у нас, вагонах для перевозки скота находились немецкие женщины и девушки из Трансильвании, которых везли в Россию на принудительные работы. Казалось диким и невероятным, что нас, пленных, освобождали и везли на родину, в то время как эти молодые немецкие женщины не знали, какая их ожидала судьба.