В предыдущий день в спортивном зале Академии зачитывались фамилии тех, кто получил офицерское задние. Начали с 1-го Кенигсбергского полка и закончили горно-стрелковыми частями, которые стояли в списке последними. Нас, из 7-го Силезского, было трое, и в алфавитном порядке это были Поповски, Хеншель и Шейдербауер. Наша очередь подошла быстро, и после этого мы погрузились в полудрему чувств облегчения и Усталости.
Накануне ночью, следуя приказу, отданному нашим лейтенантом Ридлем, мы водрузили «белый флаг» на трубе котельной. Для этого надо было взять белую простынь, что-то сколотить для крепежа и забраться на 20-метровую трубу. Поскольку на трубу можно было подняться по металлическим скобам на ее внутренней стороне, это не представляло особых трудностей, но тем не менее требовало определенной смелости. Эту задачу взялся выполнить Поповски, а не кто-нибудь из горных стрелков. Можно было представить, что для них это было бы сделать легче, учитывая род их войск. Обер-лейтенант Мальтцан был рад, что задачу выполнила именно его группа, двенадцатая группа третьей инспекции.
Получив лейтенантское звание, я стал в определенной степени «взрослым». Мне не было еще и девятнадцати лет, и я бы еще долго оставался подростком, хотя и был уже унтер-офицером. Но теперь я мог содержать себя сам и должен был получать жалованье со своего собственного счета в сберегательном банке Штокерау. В то время денежный оклад лейтенанта составлял 220 рейхсмарок в месяц. Это была значительная сумма не только для вчерашнего гимназиста, но и для солдата, который должен был жить только на свой служебный оклад и фронтовую надбавку. Во всяком случае, бесплатное жилье было гарантировано. Можно было иметь казарменную крышу над головой и армейский паек, который был более или менее достаточным и приемлемым для молодого желудка. Наряду с денежным окладом мы получили единовременное пошивочное пособие, огромную сумму в 750 марок. Вдобавок моя добрая тетя Лотте подарила мне 50 рейхсмарок «на экипировку», выражение, которое она использовала из лексикона старой кайзеровской армии. В письме к моей матери она написала об этом и сказала ей, в растроганных чувствах, что я выглядел «как молодой дворянин». Отец, с большой серьезностью, написал мне следующее:
«… Теперь у тебя есть своя собственная самостоятельная профессия. Это дает тебе право принимать самостоятельные решения в определении своей будущей жизни. Горячо желаю, чтобы тебе всегда было дано пользоваться этой свободой мудрым и правильным образом. Для твоего возраста от тебя требуется очень многое. Я столь же горячо надеюсь, что в будущем ты не будешь пренебрегать и советами своих родителей. Конечно, мысли и планы родителей тоже могут быть неверными, и мы должны передать это на божье усмотрение, то есть кому именно он дарует наилучшую мысль. Но, исходя из своего опыта, могу сказать тебе одно, что в моей жизни, если я забывал регулярно молиться, то всегда что-то шло не так, как следовало. Пусть это никогда не случится с тобой! Особенно в теперешнее время, которое может принести тебе много опасностей. Не забывай молиться, и молиться о лучших днях! Возможно, что каким-то образом тебе придется снова пройти через весь процесс выбора карьеры и подготовки к ней. Я надеюсь, что ты сможешь избежать этого. Но знает только Бог. Мое благословение и мои молитвы будут всегда с тобой!»
Рождественский отпуск прошел в гармонии, несмотря на то, что общая атмосфера была далеко не рождественская. Снега на земле не было. Я скучал по отцу. Ему был предоставлен краткосрочный отпуск в связи с тем, что его брат, мой дядя Эрих, пал в бою у озера Ильмень, на северном участке русского фронта. Таким образом, он смог навестить Аннелизу, вдову своего брата. Она находилась в Айстинге, возле Швертберга, с тремя маленькими детьми, которых звали Тейя, Харальд и Уте. Он также навестил свою мать, которая жила в Хадерс-Дорфе, округ Вейдлинг.