Эйден встал на колени, на четвереньки, только потом кое-как поднялся. Тайра наблюдала за ним, не очень понимая, сочувствует, или наоборот.
– Не стоило приезжать, – сказала она упрямо.
– Да нет, как раз, думаю, стоило, – сказал Эйден. – По крайней мере, для меня это кое-что прояснило.
– И чуть не убило.
– Да, – согласился он. – Наверно, мне стоило ехать одному.
Так он считает, это из-за нее? Она виновата?
Тайра вдохнула поглубже. Надо уезжать, а то она действительно будет готова кого-нибудь убить.
Глава 4. О неудобных разговорах и ветчине
Они ехали вниз, к городу, и раздражение постепенно уходило. Тайра чувствовала, как становилось легче дышать.
Наваждение, да. Черный круг питается ненавистью, вытягивает ее из самых глубин. Но это значит еще и то, что ненависть в Тайре до сих пор сильна. Тайра думала, что успела смириться, некого так ненавидеть, но, выходит – есть.
Слишком мало времени прошло.
Слишком тяжело.
Они ехали, Тайра снова смотрела наместнику в спину. Он сидел, чуть ссутулившись, глядя перед собой. Удивительно, она думала, он будет всю дорогу донимать ее вопросами, но он почти ничего не спросил. Больше молчал. Дождь начал моросить с новой силой. Наместника чуть заметно покачивало, но после всего, что с ними было – это понятно. Ему нужно поспать, сил не осталось, манипуляции с магией всегда отнимают силы.
И только потом Тайра поняла…
– Господин Эйден, – окликнула она.
Он повернулся, немного, вполоборота.
– М-м?
– Вы спасли мне жизнь, а я… даже не поблагодарила. Простите.
– Ничего, – сказал он, почти безразлично. – Вы тоже мне помогли. Сняли все, что на меня налипло.
– Мне не пришлось бы снимать, если бы вам не пришлось бегать за мной к самому кругу.
– Вас не пришлось бы спасать, если бы я не стал брать вас с собой. Забудьте. Вы мне ничего не должны. Хотите ветчины?
– Что? – такого перехода Тайра не ожидала, даже не сразу поверила.
– Ветчины, – сказал он, словно ничего и не было. – У меня есть мясо с собой, хлеб, сыр, немного зелени и яблоки. Хотите?
А Тайра ничего не взяла. Вероятно от того, что не очень-то хотела ехать, не подумала. Искала причины остаться. Но время давно перевалило за полдень, а она только позавтракала кофе с булочкой, совсем рано. Еще часа три, и они будут дома, можно и потерпеть. Но вдруг поняла, что действительно страшно голодна.
Эйден придержал лошадь, почти остановился, давая возможность Тайре подъехать ближе.
– А у вас хватит на двоих? – спросила она.
Он улыбнулся, как-то очень легко.
– Конечно. Давайте вон там, под деревом, там будет посуше.
Он снял плащ и постелил на траву. Тайра попыталась было возразить, не холодно ли ему будет без плаща, но Эйден только отмахнулся, сейчас пока лето, а сидеть на мокром ему в любом случае не хочется.
Ладно, пусть так.
Он достал сумку, достал все, что было… разложил. Вытащил нож, порезать все это. Сделал все сам. Два больших бутерброда – хлеб, зелень, сыр и сверху ветчина. Один протянул Тайре.
– Держите, – мягко улыбнулся. – Потом сделаю еще, если захотите.
– Спасибо, – она взяла из его рук.
– Что-то не так? – спросил он. – Если зелень не любите, я уберу.
Так просто, естественно.
– Да нет, – Тайра покачала головой. – Все отлично. Я просто… Не знаю, в чем дело. Я сейчас странно на вас смотрю, да? Наверно от того, что если нет слуг, то накрыть на стол и все приготовить обычно поручают женщине.
Глупо. Это ведь его ветчина, и он ее режет, сколько сочтет нужным.
Эйден улыбнулся шире, но почти сразу, словно опомнившись, нахмурился.
– Наверно так есть, – сказал он. – Но я привык сам.
И больше ничего.
Ему ведь лет сорок, наверно, или около того. Вдруг захотелось спросить – есть ли у него семья? У Боргена была жена и взрослые дети, которые остались в Малькассе, не поехали сюда. Отчего бы и нет.
Зачем это Тайре?
Любопытство. Если в детстве проклятие упало на всю семью, и проклятие не сняли, только заглушили на нем, как могли, то потом, вероятно, проклятие могло бы достать и его жену. Убить. Он должен понимать, что семью заводить опасно. Это страшно на самом деле. Понимать, что ты должен оставаться один.
Спросить прямо будет не слишком правильно.
И разговоры не клеятся все равно.
Впрочем, они и не должны разговаривать. Они здесь для дела, и дело сделано, остальное не важно.