Выбрать главу

— Балдуин II согласился учредить принципиально новую организацию, призванную обеспечить действенную охрану порядка. В статье, появившейся в 1988 г.,[8] немецкий историк Р. Хиштанд предложил, основываясь на доскональном анализе всех существующих документов, иначе датировать начало собора в Труа и, как следствие, основание ордена. Дело в том, что хартии северо-восточной Франции датировались по стилю Благовещения; год начинался не 1 января, как в нашем современном календаре, а 25 марта. То есть 1129 г. начинался 25 марта «нашего» 1129 г., а 24 марта люди того времени все еще жили в 1128 г. Выходит, что собор в Труа, созванный согласно текстам той эпохи 13 января 1128 г., в реальности начал заседать только 13 января по нашему календарю. То был девятый год существования ордена; таким образом, орден был основан между 14 января 1120 и 13 января 1121 г. Другой документ позволяет сократить временной промежуток: между 14 января 1120 и 14 сентября 1120 г.

1120 или 1119 г. — все это не меняет сути событий, которые я вкратце обрисовал, прежде чем уточнении, датировку. Р. Хиштанд делает еще одно добавление к контексту: знать Святой земли обнаруживала некоторые признаки неповиновения королевской власти — особенно в 1117 г. Создание нефеодального рыцарства, которому покровительствовала сама Церквовь, вполне могло сослужить иерусалимскому королю реальную пользу.

Значит, возможно, идеи Гуго де Пейена и его друзей были восприняты с интересом.

Остается выяснить: кому именно принадлежала инициатива? Гуго де Пейену или нескольким рыцарям? Или королю Иерусалима вместе с некоторыми западными князьями, например графом Шампани, и религиозными властями королевства, например патриархом Гормондом?

Гильом Тирский пишет, что сначала рыцари принесли клятву жить в соответствии с уставом и в бедности, в чем не было ничего оригинального. Позже король и религиозные власти Иерусалима предоставили новым «воинам Христовым» кое-какое имущество и привилегии. Затем «владыка патриарх и остальные епископы повелели им, в качестве их первостепенной задачи во искупления грехов, „чтобы они охраняли для честных людей пути и дороги от грабителей и вражеских засад, и все это ради высшего спасения пилигримов“». Вывод ясен: патриарх указывал новому ордену его задачу — охранять и сражаться.

Жак де Витри, чей текст я подробно цитировал в начале этой главы, предлагает иную версию: инициатива исходила от рыцарей, а впоследствии король и патриарх дали им свое согласие и оказали поддержку. Еще одна хроника — хроника Эрнуля — тоже изображает создание ордена как следствие инициативы снизу. Рыцари, давшие обет и подчинявшиеся каноникам храма Гроба Господня, условились:

Мы покинули свои земли и друзей и пришли сюда, чтобы здесь возвеличить и прославить закон Божий. И мы находимся здесь, едим, пьем, тратим деньги и ничего не делаем. Мы не двигаемся с места и не сражаемся, в то время как страна нуждается в защите. И мы повинуемся священнику и не пускаем в ход оружие. Посоветуемся же и, с разрешения нашего приора, сделаем одного из нас магистром, который поведет нас в бой, когда в этом будет нужда.[9]

Вмешательство короля Балдуина II должно было сыграть важную роль — на эту мысль наводят некоторые факты. В 1120 г. в Палестине высадился Фульк, граф Анжуйский и будущий иерусалимский король. Он присоединился к тамплиерами и жил у них. Он принес в дар рыцарям тридцать анжуйских ливров. Не доказывает ли это, что этот совсем новый орден уже пользовался известностью? Что, в свою очередь, становится легко объяснимым, если допустить, что имела место активная поддержка со стороны короля.

Однако Гильом Тирском дает иную информацию, которую после него часто повторяли: «Первые девять лет после основания ордена они служили в мирской одежде и одевались в то, что им подавали в качестве милостыни верующие ради спасения своих душ». И снова: «Несмотря на то что они уже девять лет были заняты этим делом, их по-прежнему было только девять…»

Позволим себе усомниться в словах Гильома Тирского: он осуждает богатство тамплиеров и упивается воспоминаниями об их первоначальной нищете. Не допуская мысли об их полной независимости от церковных властей Святой земли, он настаивает на шаткости их положения в первое время и напоминает, что без помощи этих властям, тамплиеры просто не смогли бы существовать.

В остальном другие источники говорят о более последовательном развитии ордена: так Михаил Сириец писал, что в эти годы в ордене служили тридцать рыцарей.[10] В 1126 г. в орден вступил граф Шампанский. Можно предположить, что он не был один. Примерно в это же время начали поступать дары. Наконец, когда в 1127 г. Гуго де Пейен отправился на Запад в сопровождении пяти своих рыцарей, перед ним стояло три задачи:

— снабдить орден уставом, одобренным Западной церковью;

— сделать орден известным;

— привлечь сторонников нового воинства Христова и, что еще важнее, завербовать воинов для Святой земли. Эту последнюю задачу Гуго выполнял и в качестве посланника короля Балдуина II, который, вероятно, оплатил путешествие. Гуго отправился не один — его сопровождали и другие монахи.[11] В письме, как раз в это время направленном св. Бернарду, иерусалимский король просит у Церкви покровительства для группы тамплиеров, прибывших, чтобы набрать людей для защиты Гроба Христова.[12]

Орден Храма просуществовал девять лет и начал приобретать известность. Этого было недостаточно — нужно было еще больше мобилизовать христианский мир, чтобы превратить орден в действенную силу, о которой мечтал Гуго де Пейен и в которой нуждались латинские государства на Святой земле. Запад был готов услышать этот призыв.

Глава 2. Воины-монахи

Гуго де Пейен изобрел новую фигуру — рыцаря-монаха, — говорит нам Марион Мельвиль.[13] Святость и рыцарство — две радикально противоположные этики! Чтобы примирить их, потребовалась значительная духовная эволюция, которая положила начало и крестовым походам. Церкви пришлось трансформировать богословскую концепцию войны. Ей пришлось принять рыцарство, дав ему место в христианском обществе, в миропорядке, угодном Богу.

Война справедливая и война священная

Ранее христианство осуждало всякую войну, любое насилие. Последствие первородного греха, война, всегда неприемлемая и беззаконная, является бедствием. Однако очень скоро произошло изменение этой доктрины: вместо того чтобы рассматривать войну как таковую, упор был сделан на ее участников. Можно ли обвинить того, кто защищает себя перед лицом агрессии? Христианская теология стала более гибкой и сформулировала понятие справедливой войны. Война, цель которой заключается в достижении богатств и почестей, противозаконна — если только ее задачей не является защита права. Вот тогда она, в принципе, допустима. Война должна быть последним средством восстановления справедливости, к которому нужно прибегать, когда все остальные уже исчерпаны. Начать ее может только государь или государственная власть. Заметим, между прочим, что в любом случае христианство осуждало усобицы.

В IV в., после крещения Константина, Римская империя стала христианским государством. Хотело христианство того или нет, ему нужно было приспосабливаться к новому положению дел. Св. Августин первым предлагает теорию справедливой войны: «Справедливыми называются войны, которые карают беззаконие, когда народ или государство, которому объявляется война, пренебрегло своей обязанностью наказывать злодеяния своих подданных или возместить то, что было похищено благодаря этим несправедливостям». И еще: «Когда воин убивает врага, как судья или палач, которые обрекают на казнь преступника, я не считаю это грехом, ибо, поступая так, они исполняют закон».

вернуться

8

Hiestand R. Kardinalbischof Matthaus von Albano, das Konzil von Troyes und die Entstehung des Templerordens // Zeitschrift fiir Kirchengeschichte, 99 (1988)

вернуться

9

Ernoul. P. 8.

вернуться

10

Michel Le Syrien. Chronique / Ed. Chabot J. B. Paris, 1905. T. III. P. 201.

вернуться

11

G. de Tyr, XII L 24.

вернуться

12

Впрочем, подлинность этого письма иногда ставят под сомнение. М. Барбер считает его подлинным и датирует 1127–1128 гг. Ф. Брамато (F. Bramato. L'Ordine dei Templari in Italia // Nicolaus, XII (1985). P. 188) относит его к 1126 г., полагая, что оно предшествовало поездке Гуго де Пейена (и именно незначительная реакция на это письмо побудила магистра ордена отправиться в Западную Европу).

вернуться

13

M. Melville. Les debuts de l'ordre du Temple // Die wistlichen Ritterorden Europas, «Vortrage und Forschungen», XXVI. Sigmaringen, 1980. P. 23.