Мельник с Кадчиковым сидели у колеса и курили.
— Дай затянуться, — попросил Митя, протягивая ослабевшую руку куда-то в сторону, в пространство.
— Эй, Шлем, ты что, сдвинулся? — Кадчиков вложил ему в пальцы сигарету.
Митя мотнул головой:
— Контузило, наверное.
— Долбануло нас здорово. Передний мост вчистую разворотило. И Коле досталось, отрежут теперь ноги.
Митя посмотрел на Кадчикова, с трудом поднимая веки. На ненависть у него не осталось сил.
Подошел Горов. Над глазами у него горели вдавленные резиной окуляров пятна.
— Один «бэтээр» берет Колю, а другой остается здесь охранять дорогу. Вы все остаетесь в командирском, с лейтенантом.
— А как же подбитый? — спросил Митя.
— Колонна подойдет, там решат, — Горов круто повернулся и побежал к урчащему «бэтээру».
Затих шум моторов. Вернулась напуганная тишина, потом засвистели, застрекотали прячущиеся в зелени птицы. Будто и не было ничего. На дороге, пулеметами в разные стороны, стояли два бронетранспортера. Один уткнулся носом в грязное пятно под собой, растерзанный и мертвый, другой, ощерившийся и грозный, охранял подбитого брата. Мите было очень худо, но он молчал.
Над кишлаком вздымались одна за другой черные в утреннем свете горы. Терявшаяся среди них тропа глотала одного за другим людей, идущих цепочкой. Около дувала сидели афганцы и провожали взглядами мокрых от своих непосильных нош солдат. Они уважительно молчали, тая в глазах страх.
Постепенно цепочка растянулась на километры. Солдаты, особенно молодые, все чаще приваливались спинами к камням. Командиры расталкивали их и орали, что никаких привалов, пока не дойдем до высоток, но это мало помогало, цепь неумолимо вытягивалась в длину.
Митя давно перестал замечать окружающее. Его дыхание стало хриплым и горячим: Тридцать килограммов за плечами тянули к земле, но он знал, что если прислониться спиной к камням, то вставать будет еще трудней, и терпел. Появившийся из-за гор пылающий солнечный диск прыгал перед глазами и впивался в них остриями лучей.
Тропа повернула, и тень ущелья выкрасила лица в темно-серый цвет. Не привыкнув еще к мраку ущелья, Митя сошел с тропы и, споткнувшись о что-то, чуть не упал. В стороне от тропы в неестественных, напряженных позах лежали пятеро мужчин. Их легкая афганская одежда была насквозь пропитана черной засохшей кровью. Казалось, уткнувшись лицами в расщелины между камнями, они пьют из неожиданно пересохшего ручья. К одному из них привалился дохлый ишак с огромным вздувшимся животом. Мухи тучами вились вокруг них, жужжанием разгоняя темную тишину ущелья.
«Это душманы, — подумал Митя. — Ночью здесь прошла разведка. Они готовили засаду и сами погибли». Ему стало до озноба страшно, к горлу подступила тошнота. Он кинулся к тропе, отбрасывая камешки носками ботинок.
За поворотом из ущелья уперлись макушками в яркое небо горы. По склонам ползла еле заметная живая нить. Их взвод рассеялся среди других взводов и рот. Одни отстали и плелись в хвосте, другие забежали вперед и уже ползли где-то по склонам. Митя оказался среди минометчиков. Впереди него здоровый парень в разноцветных шерстяных гольфах легко, как пушинку, нес минометный ствол. Он шел, пружинисто подпрыгивая вместе с ношей. От этого Мите стало легче самому, и он старался не отставать.
Неприятные ноющие звуки пронеслись над головой, и чья-то сильная рука бросила Митю на землю. Прямо перед носом оказалась разноцветная шерсть гольфа.
«Что же, будем сидеть, пока духов не выкурят», — услышал Митя за спиной спокойный, чуть с акцентом голос. Он обернулся. Сзади, в тени валуна, сидел лысый, тот, что избил его тогда, в первый день. Увидев Митю, он заулыбался: «А, сержант! Как здоровье? А я смотрю, что за чижик впереди ноги волочит, как корова, и пуль не боится».
Сидеть рядом с лысым было неприятно, вдруг заставит что-нибудь тащить, но перебраться в другое место Митя не решался. Он невольно посмотрел на возвышающиеся над ним скалы. «Если бы они были над нами, давно остались бы одни отбивные», — засмеялся лысый. «Смеется, а сам небось дрожит от страха», — неприязненно подумал Митя.
Через полчаса по цепи передали передвигаться короткими перебежками. Митя рванулся вслед за длинным в гольфах, бешено прыгая по камням. Первая его перебежка была слишком длинной, и он долго отсиживался за камнями, жадно хватал воздух широко открытым ртом; потом, отдышавшись, резко вскочил и побежал, но сил хватило только на два десятка шагов, и снова сердце выпрыгивало из груди, и ноги сами собой подгибались.
Перевалив через гору, изможденные, загнанные люди увидели перед собой величавую бесконечную гряду и пристроившиеся к горным подножиям маленькие кишлачки, укрытые сочными шапками зелени. Было решено сделать привал на склоне первой пологой горы и прочесать кишлак.
К месту привала Митя добрался на четвереньках. Пыряев, злой и чумазый, бегал по склону, разыскивая людей. Он выматерил Митю и предупредил, что если он еще раз отстанет от взвода, то получит после возвращения пять суток. «Он это всем обещает, — как-то нехотя подумал Митя. — Весь взвод не пересажает».
Открыли по тушенке, но есть не хотелось. Усталость заполнила собой все: ноги, руки, желудок, мозг, и даже ложка оказалась непомерно тяжелой. Внизу, под ними, примостились афганские солдаты. Митя только сейчас заметил их. «Прячутся за нашими спинами, гады!» — тихо сказал Маляев.
Митя выпил только пару колпачков воды, помня, что те два литра, которые булькали у него во флягах, возможно, на три дня, откинулся на спину и закрыл глаза. Все звуки сразу отдалились, и он ощутил блаженство сна. Но поспать не удалось. Его толкнули в бок, и наплывающий голос Мельника попросил закурить.
Митя открыл глаза. Внизу между горами растянулась цепью восьмая рота и пошла на проческу кишлака. Маленькие фигурки быстро приближались к зеленой толпе деревьев, спрятавшей за собой десяток глиняных домиков, но вот сухие щелчки очередей донеслись до склона; фигурки упали, слились с землей.
На склоне все как один посмотрели в сторону кишлака.
— Ох, побьют нас здесь, побьют! — запричитал Маляев.
— Заткнись! — цыкнули на него разом Митя и Мельник.
К ним спустился Фергана и присел на корточки рядом.
— Слышали? Это «дэшэка». Против него ходить — все равно что стрелять в себя из автомата в упор.
— Думаешь, есть убитые? — спросил Митя. Как-то не верилось, что там, внизу, могло что-то случиться с этими маленькими игрушечными фигурками.
— Наверняка. Дух, он ведь не от фонаря палил, а нашел мишень для первой пули и дал газу.
Вторые сутки смерть ходила рядом, холодя спину и обрывая все внутри, то удалялась, то приближалась, показывая неправдоподобно и весело свои кровавые делишки.
Снизу пришел слух: один убит, один ранен. Убили дембеля. Командир обещал ему отправку домой сразу после рейда, вот и наобещал. На кишлак больше никто не пошел. Вызвали вертолеты, и те не заставили себя долго ждать, застрекотали, закружились над головами и, построившись для атаки, повыпускали свои огненные «нурсы», поглощенные темными, неприступными островами кишлака.
Зазвучала команда, и люди, увешанные железом, тяжело поднялись и двинулись на вершину. Те, кто шел впереди, уже были на гребне, шли легко и быстро. Но что это? Они стали скатываться назад, и воздух наполнился знакомым уже шелестом и пением пуль.
Все опять улеглись на землю. Кто как, а Митя был рад, что отдых затягивается на неопределенное время. Он подстелил вещмешок под голову, улегся между камнями, предварительно убрав из-под себя острые колючки, и сразу же будто провалился в бездонную яму, полетел вниз, вниз…
Кто-то пытался отстегнуть от ремня флягу, но пуговица была тугая, и пальцы соскальзывали. Митя открыл глаза. Было уже темно! Кадчиков отдернул руку и растянул губы в улыбке: