Даже то, что в пьесе, посвященной де Саду, сам маркиз так на сцене и не появляется, наводит на мысль об отождествлении автора с главным героем ведь самого себя увидеть со стороны нельзя. Можно предположить, что "Маркиза де Сад" - пьеса не только об Альфонсе-Франсуа-Донасьене де Саде, но и о Юкио Мисиме: в самом деле, есть нечто нарциссическое в том, как на протяжении трех актов все слова и мысли действующих лиц притягиваются к одному незримому центру. "Все эти персонажи встречаются и расходятся, словно планеты, вращающиеся вокруг одной точки, каждая по своей орбите", пишет Мисима в авторском комментарии.
Де Сад - это невидимый "магнитный полюс" пьесы, на сцене же действие разворачивается вокруг Рене, его жены.
"Как писателя, меня взволновала загадка поведения жены маркиза, поясняет читателям и будущему постановщику Мисима. - Почему она хранила верность де Саду все долгие годы тюремного заключения, но немедленно покинула его, едва стареющий муж наконец обрел свободу? Этот вопрос и дал импульс к написанию пьесы, в которой делается попытка логически обосновать поступки маркизы. Там, в мотивах этих поступков, самая труднообъяснимая, но в то же время и самая сокровенная зона человеческой души; с этого угла зрения смотрю я на де Сада. Пьесу можно было бы назвать "Де Сад: исследование, проведенное женщинами", поскольку все роли, включая и центральную, - женские. Маркиза де Сад олицетворяет добродетель; ее мать, госпожа де Монтрёй, - это голос закона, общества, морали; баронесса де Симиан представляет религию, графиня де Сан-Фон - зов плоти, Анна, сестра маркизы, - женскую непосредственность и непостоянство, служанка Шарлотта простой народ... Драматургию в пьесе создает столкновение идей, страсти до самого конца должны оставаться облаченными в одеяния логики... Всё действие - строгая математическая система, построенная вокруг маркизы".
Мисима, безусловно, понимал, какую трудную задачу ставит перед режиссером. (Сценическая судьба "Маркизы" пока не слишком успешна, хотя ее ставили многие замечательные мастера, - последний по времени спектакль создан Ингмаром Бергманом в Стокгольмском королевском театре.) Первое ощущение от пьесы, что она написана не для постановки, а для чтения: на сцене совершенно нет движения, явления похожи на галерею застывших гобеленов. Только слова, слова, слова... Тем поразительнее психологический динамизм, стремительность развития событий, переходы от фарса к трагедии и обратно, от архаичного, возвышенного стиля "тирад" к современному разговорному языку. Пьеса, по сути дела, представляет собой вереницу пространных и блистательных монологов, соединенных искрометными репликами. Действующим лицам Мисима определил роль масок, каждая из которых представляет то или иное качество: это маски, исполненные весьма искусно, "совсем как живые", - но все же маски. Каждая из них доводит линию, определенную диктатом доминирующей характеристики, до своего логического завершения.
Логика поведения и математическая точность во взаимоотношениях масок заставили Мисиму пожертвовать некоторыми известными из истории обстоятельствами, любопытными с драматургической точки зрения, но не вписывающимися в установленные автором пределы: скажем, в действительности сестра маркизы и любовница де Сада Анна де Лонэ в начале их многолетней связи была канониссой, а теща маркиза мадам де Монтрёй испытывала к зятю куда более пылкие, чем это показано в пьесе, чувства, перешедшие со временем в ненависть. В целом же Мисима в описании событий почти не отклонился от исторической правды, оставив за собой лишь свободу интерпретации поступков тех действующих лиц, которые имели реальных прототипов.
Даже выбор имен вымышленных персонажей - баронессы де Симиан и графини де Сан-Фон - не случаен. Род де Симиан действительно был родствен де Садам, и замок Лакост, фигурирующий в пьесе, некогда принадлежал этой провансальской фамилии. Графиня де Сан-Фон - несомненная духовная родственница графа де Сан-Фона, наставника главной героини на стезе порока из романа де Сада "Жюльетта, или Процветание порока". Шарлотта, "представляющая простой народ", пожалуй, не в счет, ее роль в пьесе чисто функциональна. Эта маска обрисована всего несколькими штрихами, - очевидно, "простой народ" занимал Мисиму очень мало.
Почти каждое из произведений Мисимы - это своего рода исследование, штудия какого-либо понятия, явления или состояния души: красоты, страдания, нигилизма и т. п. В этом смысле "Маркиза де Сад" - штудия Порока как спутника абсолютной, ничем не сдерживаемой свободы человеческого духа, когда он один на один со всем мирозданием - без веры, без морали, без любви. В пьесе де Сад настойчиво уподобляется невинному ребенку, а его злодейства сравниваются с жестокостью маленького несмышленыша, обрывающего крылья пойманной бабочке. Мисима подчеркивает совершенную, какую-то "младенческую" аморальность де Сада, полную его "неиспорченность" общепринятыми понятиями о нравственности. Бодлер в "Интимных дневниках" писал: "Чтобы объяснить зло, нужно всегда возвращаться к де Саду - то есть к естественному человеку".
Для Мисимы, всю жизнь примерявшего одну маску за другой, фигура де Сада, человека без маски, была, наверное, полна неизъяснимого соблазна. За добровольным и вполне сознательным лицедейством Мисимы не могла не скрываться тоска по жизни без какой бы то ни было личины. Он не делал секрета из своего мисти-фикаторства; более того, маски не раз служили ему объектом самоиронии, за исключением разве что самурайской, - патриоту и верноподданному самоирония была бы как-то не к лицу.