Алибек выяснил, что дипломатический представитель Финляндии в Грузии уезжает вместе с женой на родину в собственной машине, но рядом с шофером есть пустующее место. Шоферу Алибек заплатил, и тот взял с собой Нину, на место своего помощника. Таким образом добрались к вечеру через местности, охваченные крестьянским восстанием, до станции Казбек, находившейся на самой границе Грузии. В Ларсе уже стояли белые войска, Владикавказ также был под их властью.
Нине пришлось пережить большие неприятности. Офицеры-грузины решили задержать приезжих, устроить званый ужин и заодно повеселиться с дамами. Они даже дали на границу приказ — машину не выпускать. Пришлось, волей-неволей, дамам делать любезный вид, но тут Нина вспомнила, что Алибек назвал ей фамилию грузинского полковника, начальника Военно-Грузинской дороги, с резиденцией на станции Казбек. Это был, оказывается, «свой» человек, много помогавший красным. Полковник, к счастью, только что вернулся после деловой поездки и сразу же позвонил на границу. Границу Грузии переехали перед самым ее закрытием. Казалось — все благополучно, но через несколько минут на станции Ларс требуют пропуск для въезда на территорию белых. А пропуска-то у Нины и не было — забыли им запастись. Что делать? Но, как говорила мама, ее спасла «счастливая звезда».
Начальник погранотряда, белый офицер, оказался не кем иным, как родственником, сыном двоюродной сестры Петра Хрисанфовича, Володей Кондратьевым, бывшим студентом. Помните одинокую тетю Полю в Грохольском переулке? Это ведь сын тети Поли, что всю оставшуюся жизнь оплакивала ушедшего с белой армией Володю.
Да, бывают чудеса на свете. Ведь еженедельно в Ларсе шла смена караула, и Нина попала как раз в смену ее кузена. Володя знал все семейные обстоятельства. Без всякого пропуска, без обыска багажа машину пропустили, да еще Володя позвонил по линии, что едут «свои» (ведь дальше тоже были заставы!), и дал в провожатые стражника-осетина (тот ехал на подножке машины), да кого: Ибрагима Дударова, знакомого семьи Семеновых, близкого родственника Сафара Дударова, будущего председателя ЧК Дагестана.
Какой раскол крепкого единством рода! Один — белый, другой — красный, и, если надо, будут беспощадны к врагам, а родную кровь, может быть, и помилуют, может быть, и прольют. Это уж какой кому жребий выпадет[28].
Что думал финн, поглядывая на миловидного «помощника шофера»? Думал, наверное, говорила нам мама, что я сотрудница белой разведки. Но между Балтой и Редантом (а это совсем рядом с Владикавказом) мотор заглох. Шофер торопился исправить машину, финн светил электрическим фонариком, ожидая новой беды. А вот и она: трое в бурках — всадники, цокают копыта, блеск оружия, блеск глаз… Посмотрели внимательно, перекинулись словами (Нина сразу поняла — ингуши) — и проехали мимо. Были ли это грабители, уже пресытившиеся добычей, или честные люди, да еще, может быть, кто-то из знавших Нину — неизвестно. Мама говорила, что среди ингушей в их семье много близких знакомых. Ингуши славились разбоем во все времена — и при царе, и после царя, причем большинство их пойдет за красными.
Так финн и не успел разобраться в своих мыслях, а тут уже и Владикавказ. Вечером, в девять часов (а в горах, да еще осенью, очень рано темень-темная), Нина стучала в дверь родного дома.
Этот дом, или, как его называл мой дядюшка Леонид Петрович, «пароход», многих спасал. Туда из лагерей вернется мама, здесь и закончит жизнь в 1982 году… Туда приезжали родственники из блокадного Ленинграда, отплатившие моей семье за спасение своей жизни черной неблагодарностью. В этот дом приезжала к маме я одна и с А. Ф. Лосевым после большого несчастья, смерти В. М. Лосевой. В этом доме умерли Елена Петровна и Леонид Петрович, Михаил Иванович Жданов, муж Елены Петровны (тоже из ссылки вернулся), их сын Володя. Там с шестилетнего возраста до 73 лет прожила моя сестра Мина Алибековна. После ареста отца ее спас этот дом, иначе она погибла бы в интернате для детей врагов народа. Там живал мой младший брат, Махач, умерший в тюремной больнице юноша (писателем хотел быть). А теперь одинокая Миночка вернулась в Москву, где она родилась в 1931 году. Вернулась к нам, обеим, к своей дочери Елене и ко мне. Дом продан вместе с жасмином, сиренью, кустами роз, ароматом резеды и гелиотропа. Судьба…
А вот еще небольшой эпизод. Восстание горцев потерпело поражение. Отец покидает Дагестан (это все то же страшилище — 1919 год). Вместе с товарищами верхом, переплыв бурный Самур, отправляется в Азербайджан. Он одет, как и положено горцу, в бурку, папаху, оброс бородой, да еще сам высокий, склад атлетический. В общем, фигура примечательная. В Баку его тут же арестовывают. И кто же выручает этого красного? Прокурор Бакинский, товарищ по Московскому университету, Фатали Хан-Хойский, бывший князь[29]. Алибек мог бы предъявить документы. Он же представитель Совета обороны Дагестана и Северного Кавказа, уже бывал здесь с дипломатической миссией. Но Алибек документов не предъявил. Они были в одном бумажнике с письмами Нины. Он не хотел, чтобы их читали. Так объяснил он Нине уже в 1920 году эту историю, которая могла бы плохо кончиться, не будь рядом, в полиции, телефона и не будь прокурора, товарища по университету.
28
Нина Петровна вспоминала, что в 1960 году (представьте, сколько ей было лет и какие события она пережила — расстрел Алибека, мордовские лагеря, путь ко мне из лагеря на Алтай, с Алтая во Владикавказ по особому пропуску благодаря брату профессору Л. П. Семенову, да через Каспийское на исходе зимы бурное море!) в дом на Осетинской улице пришел старик и, спросив ее, где же Ниночка, пораженный заплакал. Он забыл о протекших годах. Это был Ибрагим Дударов, чудом оставшийся в живых и коротавший дни в родовом доме Дударовых в Чми, на Военно-Грузинской дороге.
29
Хой — город в Западном Азербайджане, части Ирана. Принадлежал владетельному роду. Бывшее ханство.