Выбрать главу

Но уж если я заговорила о наших встречах на даче Спиркина, то как же, хотя бы для собственного удовольствия, не вспомнить это блаженное место. О, нас встречала целая симфония звуков, шелестов, ароматов — собаки радостно ластятся, повизгивают, обнимают, клены приветливо приглашают под свою сень — вот уже и качалка лосевская водружена рядом с грузом книг и рукописей на столике (не эстетика ли? или, может, символ?), и сосны выпрямились горделиво, и мохнатые лапы елей зовут к себе — наконец все вместе. А кусты сирени — лиловой и белой, а пунцовые заросли шиповника, а ветвистые объятия дикого винограда, и в местах укромных, потаенных мои верные незабудки в тихом болотце, за корявыми старыми яблонями, да еще в сказочном уголке притаилось гнездышко с крохотными яичками в крапинку (смотреть нельзя, но бросить взгляд не утерплю), и цветы, цветы. Как же без анюток бархатных, душистого табака или семейства роз (Александр Георгиевич высадил шестнадцать кустов), и красные бусинки бузины у скамейки на большой аллее, где, прогуливаясь, присаживается Алексей Федорович отдохнуть. А под кустами стрел лиловых и белых головок самое место для послеполуденного отдыха кого-либо из славного семейства котов, великих охотников наблюдать (а вдруг поймает) за полетом белок — и печальна участь зазевавшегося бельчонка.

Хороша жара в нашем счастливом уголке, да еще под журчанье и плеск водички (проложенные умело тонкие трубы бьют фонтанчиками). Да и в дождичек неплохо на раскинувшейся вдоль фасада открытой веранде, террасе, эспланаде или, как торжественно именуют его Спиркины, на портале, а Лосев — насмешливо — протоколе [375]. Сиди себе в кресле под крышей балкона (там на втором этаже святилище А. Г. с книгами, картинами, иконами, машинкой и тихой музыкой), да еще на всякий случай огромный черный зонт над головой и, как всегда, стол с книгами и рукописями. Если уж совсем холодно, то вот вам дверь в большую, всю в переплетах стекол веранду.

О, Господи, да ведь нет уже давно всех этих счастливых примет летнего нашего приюта, «спокойствия трудов и вдохновенья». Но память держит еще незабытые черты ушедших [376]. И среди всего этого роскошества деревьев, цветов, птичьего щебета звонкий голосок детский, наша маленькая племянница Леночка, существо крайне любопытное и веселое. Приехала с мамой, моей сестрой Миной Алибековной, когда ей исполнилось два года, и вместе с каждым летним приездом прибавлялись и ее годы. Алексей Федорович иной раз отмечал их постепенное, но неуклонное возрастание шутливыми добрыми стихами (то семь лет, а то и все десять)[377]. Маленькая храбро спрыгивает с портала в гущу кустов, где, о ужас, копошатся ползучие и для меня противные разного вида сороконожки. Но маленькие дети страха не ведают. Леночка и с собаками ладит (собак целое семейство, и в каждом поколении обязательно Малышка, да еще предерзкая). Наша маленькая гостья горюет, когда вдруг неожиданно исчезают крохотные щенятки, и бродит среди колючих кустиков, разыскивая пропавших, — тщетно. Дядя Ваня, добрый дядя Ваня, беспощадно всех попросту закопал под яблоней (крошки еще слепенькие), и бедная мать, Малышка, жалобно повизгивает, тоже ищет пропавших. Но тут откуда-то раздается призывное отчаянное мяуканье, и уже не до щенят. Один из дачных котов загнал нашу Дульсинею (Дусеньку попросту, прелестную голубую московскую кошечку) на вершину голой сосны. На помощь, на помощь! Кто спасет? Конечно, Майя Николаевна, тетя Майя, добрейшая покровительница всей живности, собак, кошек, белок, птиц. Уже тащат две длиннющие лестницы, соединяют их, и счастливая Леночка обнимает пушистого своего дружка. Дусенька однажды загуляла далеко от дачи и вернулась, когда мы давно уехали. Осенью пробралась в форточку в дом, едва живая, забралась под мою кровать и умерла. Рассказал мне Саша Спиркин, как ее нашли и похоронили под тенистым кленом. А загнал ее на сосну грозный кот Тохтамыш — кумир семейства Ольги Смыки и Саши, ее мужа, обитателей (по моей протекции) так называемого «Маленького домика» (с 1985 по 1992 год).

Не раз бывало, как сам А. Г. по моей просьбе лезет на крышу «Маленького домика» (филиал «Большого дома») спасать испуганную Дусю (забралась по веткам соседнего дерева на крышу, а спрыгнуть боится), которая мечется по крыше, не дается в руки и, наконец сообразив, улепетывает сама по прежней дороге, по спасительным веткам большого дерева. Интермедия в научных разысканиях А. Г. заканчивается, и он благодушно снова отправляется в свой кабинет. А мы вместе с Леночкой и Дуськой на руках идем по длинной аллее, и собаки рядом, они дружат с Дуськой и с Леночкой, игриво пытаются добраться до пушистого комочка в моих руках, а кокетливое существо с хитрецой поглядывает — «не доберетесь, приятели».

вернуться

375

В. П. Троицкий предполагает, что лосевский «протокол» связан с лагерным жаргоном, усвоенным А. Ф. в Белбалтлаге. На канале шлюзы имели особые створы с техническим названием «порталы», а зэки именовали их «протоколами». А. Ф. именовал иронически, но тем не менее использовал зэковское словечко.

вернуться

376

После кончины А. Ф. я еще много лет проводила лето на даче с хорошим названием «Отдых». Последний мой приезд — 2003 год — был печален. А. Г. уже болел, и не стало его 28 июня 2004 года. Сразу исчезло все — и его святилище, и книги, и картины, и иконы. Лучшая часть усадьбы продана, и чужие богатые люди строят чужие дома. Все проходит. Читайте книгу: Тахо-Годи А. А. Лосев (серия «ЖЗЛ»). М., 1997, 2007.

вернуться

377

Они напечатаны в моей книге «Лосев». Но недавно я обнаружила в тетради, где рисунки, стихи, словечки, письма маленькой Леночки к А. Ф., еще одно, никому не известное:

Дитенок милый мой, родной С благоухающей душою. Господь с любовью неземной Нам дал всю вечность быть с тобою. 24 июня 1978 года.

Эти стихи продиктовал А. Ф. Подлинники других стихов хранятся у Елены, которая еще в августе 1974 года после уединенной беседы с А. Ф. сказала: «Я буду Вас любить вечно». И было ей тогда всего лишь семь лет. Слово свое держит.