Совсем недавно (26 апреля 2007 года) беседовали мы с Таней (дочерью Пиамы Гайденко и ее первого мужа, Юрия Бородая). Это было после кончины Юрия Николаевича Давыдова (21 апреля 2007 года), с которым Пиама прожила сорок два неразлучных года. Таня вспоминала, как маленькой девочкой приходила она с матерью к нам в Москве. Жилось им трудно, в общежитии университета. Сами представляете, что это такое, жить семьей, с ребенком, в общежитии. Для бедной девочки приход к нам — совсем необычен. Здесь и Алексей Федорович, и я всегда готовы приласкать пятилетнюю девочку, угостить сладеньким. Ну а я, конечно, угощаю сказками (о бессмертные братья Гримм и их подражатели!). И вот уже наше погруженное в науку бытие (для многих, наверное, скучное) преображается особенным образом. Таня говорит: «Ваша жизнь с Алексеем Федоровичем и весь обиход были для меня сказкой, а Вы, Аза Алибековна, казались мне волшебной феей». И другой мальчик постарше (ему было двенадцать лет), внук Николая Павловича Анциферова, Миша (это для меня он Миша, а для других почтенный Михаил Сергеевич), вспоминает (мы с Алексеем Федоровичем приехали в гости к Анциферовым, в их новую квартиру в писательском доме у Аэропорта), как мы с ним рассматривали его сокровища, его детские коллекции, и я показалась ему в платье черного бархата похожей на сказочную гостью. Разве можно забыть сказку, сказку нашей жизни?
Александр Георгиевич Спиркин — наш старинный друг, еще со времен прозябания Алексея Федоровича в «педине» (так он называл МГПИ им. Ленина), когда изгнали его из Университета, с философского факультета, и он, замкнувшись в своем кабинете, писал для себя, не думая о печатании (никаких перспектив). Сюда и приходил А. Г., то вместе с аспирантами в кабинете Алексея Федоровича посидеть, латинским и греческим позаниматься, а то, когда никого нет, тихо-тихо читать рукописи лингвистические, но ему как психологу интересные (ряд из них войдет потом в книгу Алексея Федоровича «Знак. Символ. Миф»). Он ведь ученик выдающегося психолога Александра Романовича Лурия, а потом много чему научился у кибернетика академика Акселя Ивановича Берга. Учится всюду, где можно, сил хватает. И даже в дискуссии Сталина о языке придумывал вопросы, которые задала (печатали в газете) ставшая известной в связи с этим лингвистка Екатерина Крашенинникова (из МГПИЯ им. М. Тореза). Так многие и думали: как умно сформулировала, да еще прямо тов. Сталину. Но мы-то хорошо знали, кто продумал и сформулировал — наш друг, бывший «враг народа» (соседке понадобилась комната — оклеветала), сиделец в одиночке на Лубянке — почти четыре года, даже не знал, что война окончилась, когда наконец выпустили.
Тяжела судьба русского человека, да если он еще с умом и талантом (помните у Пушкина в одном из писем бессмертное: «Черт догадал родиться в России с душой и талантом» — цитирую по памяти, но думаю, правильно[378]). От сумы да от тюрьмы не отказывайся — гласит мудрость народная. В тюрьме отсидел, а с сумой отправила мать, Федосья Ефимовна, сынишку куда глаза глядят в жестокий поволжский голод в конце двадцатых: тут и разорение хозяйства в Гражданскую, и попытки возродить его родными Спиркина, и пожары, и грабеж деревень. А голод — он и в тридцатых, он и в сороковых — вот несчастное Поволжье, где еще в конце XIX века страдало от засухи и бескормицы крестьянство со всем своим добром, а главное, землей и скотиной. Так и пошел мальчик с материнским благословением по свету, авось люди добрые накормят, и до Москвы добрался. В подвалах ночевал, истопником был (зимой хорошо, тепло), дворником, разнорабочим, баржи разгружал, товарные поезда разгружал ночами и все читал, читал, учился в школах, вечерних, рабочих, где только можно, а потом и институт. Страсть к науке вела деревенского парнишку и довела до профессора, доктора наук, профессионального философа и психолога, члена-корреспондента Академии наук, главного инспиратора первой пятитомной «Философской энциклопедии» (1960–1970) и главного там конспиратора (пользовался служебным положением зам главного редактора академика Ф. В. Константинова и за его спиной одобрял самые крамольные статьи). Патрон чувствовал недоброе, но, проклиная «рыжего попа» (так Ф. В. колоритно именовал Спиркина — рыжеволосого и зеленоглазого, а ведь Лосев такой же — и волосы и глаза — оба себе на уме), по своей «краснопрофессорской» безграмотности не мог обойтись без энергичного и знающего помощника, подбиравшего себе людей стоящих и настоящих (вроде зав редакцией З. А. Каменского, сына «врага народа» и тоже в свое время гонимого, ставшего другом А. Ф. Лосева), да и авторов молодых, думающих — путь свой там начинали С. С. Хоружий, С. С. Аверинцев, А. В. Михайлов, Пиама Гайденко, Юрий Давыдов и многие другие, а Лосев там просто расцвел со своим платонизмом, неоплатонизмом, эстетикой, мифологией и как автор, и как незаменимый рецензент, строгий, но нелицеприятный. А ведь это А. Г. Спиркину мы, читатели, обязаны статьей об о. Павле Флоренском в V томе «Философской энциклопедии». История с ее напечатанием разыгралась в 1970 году (ее финал 14 апреля, с 18 до 21 часа, Арбат). Виновником сего происшествия были редактор энциклопедии Рената Гальцева (кончила философский факультет МГУ, хорошо пишет) и внук о. Павла, тоже Павел (сын старшего сына батюшки, Василия). Павел прочитал корректуру статьи, подготовленной им и П. В. Палиевским (Алексей Федорович смеялся, вспоминая эту пару, пробирающуюся в его кабинет через узкий проход между шкафами, — совсем как у Гоголя, друг другу уступают дорогу: «Нет Вы, Петр Васильевич», «нет Вы, Павел Васильевич» — оба любят шутить). Удивился — новый автор статьи — редактор Рената Гальцева, удивился вторично — покоробила фраза в самом начале — родился Флоренский «в семье служащего: мать — армянка». Во-первых, отец, — инженер, строитель железных дорог, а во-вторых, где логика: «мать-армянка» — соединение гротескное. Обнаружил также неприятные тенденции, ошибки, несообразности и возопил — отправил письмо А. Г. Спиркину.