У Снесарева и по Снесареву и равным ему мыслителям должны учиться и воспитываться военные кадры современной России.
Вот какому Человеку принадлежит публикуемая работа. Она войдет в классику отечественной военной мысли, как и все творчество А. Е. Снесарева. И это произойдет, как и в случае с Клаузевицем, благодаря женщине. Евгении Андреевне Снесаревой, дочери Андрея Евгеньевича, сохранившей в трудной жизненной ситуации архив отца, который перешел к ней после смерти матери в 1940 г., посвящается эта публикация.
* * *Рукопись Андрея Евгеньевича Снесарева «Жизнь и труды Клаузевица» была написана им летом 1924 г. Она предназначалась для публикации в качестве предисловия к новому переводу основного труда Клаузевица «О войне». Такой перевод был сделан самим А. Е. Снесаревым, прекрасно знавшим немецкий язык в ряду почти полутора десятков иностранных языков, которыми он владел. Существовавший перевод на русский язык этого труда Клаузевица, сделанный еще в начале XX в. генералом Войде, не выдерживал научной критики.
Но в 20-е годы снесаревский перевод труда Клаузевица «О войне» с подготовленным к нему Андреем Евгеньевичем предисловием в свет не вышел. Почему не было опубликовано это фундаментальное исследование (с тем, что оно имеет такой характер, надеюсь, согласится каждый, кто его прочтет) вместе с переводом его труда «О войне» или в качестве самостоятельной работы, сегодня можно судить только гипотетически. Возможно, он хорошо осознал тот факт, что его философско-социологический подход к войне не совмещается с господствующей государственной идеологией, которая связывала природу войны только с природой определенного (эксплуататорского) общественного строя, трактуемого исключительно с позиций исторического материализма. Снесарев же видел истоки природы войны иначе, а именно: в природе человека и больших человеческих масс вообще. При этом он понимал войну не с позиций материалистического монизма, а с позиций определяющей роли в ее природе идеалистического начала[7]. И поскольку государственная политика в середине 20-х годов проявляла все более жесткую нетерпимость к инакомыслию, весьма вероятно, что Снесарев, не желая идти на конфликт с властью, счел за лучшее отказаться от публикации своего труда, посвященного Клаузевицу, до лучших времен. Но для него они так и не наступили.
Возможно и другое: редакция, знавшая о позиции Снесарева, не захотела печатать труд Клаузевица с его предисловием. Профессор А. А. Свечин, который в 20-е годы был в творческой, личной и семейной дружбе со Снесаревым и, естественно, хорошо знал историю этого вопроса, в выпущенной им в 1935 г. книге «Клаузевиц» писал в присущей ему экспансивной манере: «Злоключения Клаузевица в царской России усиливались отсутствием перевода его капитального труда на русский язык. Только к началу XX в. капитальный труд появился на русском языке, в виде сброшюрованных оттисков в переводе генерала Войде, печатавшемся несколько лет в „Военном сборнике“. Переводчик был совершенно неподготовлен к этой ответственной задаче и выполнил ее неудовлетворительно. Во многих местах этого перевода мысль Клаузевица извращена, а в других местах перевод вообще нельзя понять. Это издание создало Клаузевицу в царской армии репутацию темного писателя, забравшегося в такие дебри метафизики, в которых уже нельзя отличить и подлежащего от сказуемого.
Только при советской власти капитальный труд Клаузевица появился на русском языке, если не в образцовом, то все же в грамотном и доступном для понимания виде. Над изданием этого труда Государственное военное издательство дало возможность переводчику и редактору работать десяток лет». К этому тексту он сделал следующее примечание: «Первоначальный перевод прошел через руки нескольких редакторов, последним из которых, сверившим весь текст перевода с немецким оригиналом и составившим предметный указатель, является автор этих строк», т. е. А. А. Свечин[8]. О Снесареве ничего не говорится, но этого Свечин и не мог сделать, так как в то время имя его единомышленника было уже предано остракизму.
Снесарев считал, что без обширного вступления перевод книги Клаузевица будет труден для глубокого восприятия военными кадрами РККА и по причине их тогдашней невысокой общей подготовки, и, особенно, по причине сложности, незавершенности гениального творения Клаузевица — самого выдающегося европейского военного философа и военного теоретика. К этому добавлялось предвзятое отношение к нему Жомини, признанного крупного военного теоретика, который пользовался в России заслуженным авторитетом и популярностью. Жомини, автор целого ряда трудов, вошедших в историю военной мысли, не считал Клаузевица выдающимся военным мыслителем. Он не только не признавал его первенства в решении ряда военно-философских и теоретических проблем, но и не считал себе равным, даже обвинял в плагиате своих идей. Похоже, сложилось что-то подобное «ситуации Моцарта и Сальери», описанной гениальным Пушкиным в его «Маленьких трагедиях». Только это соперничество талантов повлияло на общественное мнение России не в пользу Клаузевица.