Ты даже любила - насколько может любить подобная тебе, то есть любила, желая получить от любви только удовольствие и выгоду. Едва только приходилось чем-нибудь пожертвовать - ты уклонялась от этого". О кавалере Дюма говорит: "Что за неиссякаемый источник жертв, самоотверженности, всепрощения! Этот чудак становится неблагодарным сыном, вероломным другом, он мошенник, он убийца! Но ему все прощаешь: он любит". "Он изменяет всем; Манон он не изменяет никогда; он ни на минуту не перестает думать о ней". "Не найдется порядочного человека, который, выслушав повесть о его бедствиях, не протянул бы ему руку, быть может, даже не позавидовал бы ему.
{246} Ибо тот, кто не любил тебя, Манон, тот не познал всех глубин любви". "Но ты знаешь, Манон, что этот человек гораздо лучше тебя, лучше в тысячу раз! Только лишившись всего, ты начала понимать, что он собою представляет, и в этом ты - вполне женщина. Зато как хорошо он тебя знает,и как он терзается этим! Тяжело переживая твои постоянные измены, он страдает не только оттого, что лишается радости обладать тобой и не только оттого, что эту радость ты доставляешь другому, а потому, что он знает: каков бы ни был твой соучастник, эту радость ты разделишь с ним".
Вместе с тем Дюма замечает, что таких женщин как Манон любят и прославляют только пока они молоды. "Мораль, которую ты попираешь ногами, обязанности, которые ты презираешь, законы, которые ты нарушаешь, рано или поздно входят в свои права и ты, в свою очередь попранная, презираемая и опозоренная, разбиваешься о то, что так же вечно, как и ты: о семью, труд, скромность и любовь" ("Histoire du chevalier des Grieux...". P., Clady freres. 1875, p. XIX.).
Мопассан дал тонкий анализ образа Манон в предисловии к изданию Лонетт. Начав с утверждения, что женщина создана лишь для любви и материнства, Мопассан говорит, что "писатели оставили нам всего лишь три-четыре дивных образа женщины, которые живут в нас как воспоминания,- словно мы знали этих женщин - и настолько осязательно, что кажутся живыми". Упомянув Дидону Вергилия, Джульетту Шекспира, {247} Виржини Бернерден-де-Сен-Пьера, он замечает: "И, наконец, Манон Леско, самая женственная из всех, простодушно-плутоватая, вероломная, любящая, волнующая, остроумная (spirituelle), опасная и очаровательная. В этом образе, полном обаяния и врожденного коварства, писатель как будто воплотил все, что есть самого увлекательного, пленительного и низкого в женщинах.
Манон - женщина в полном смысле слова, именно такая, какою всегда была, есть и будет женщина". "И как же искренна эта потаскушка во всех своих плутнях, как она чистосердечна в своей бесчестности!" "В любви она - зверек, хитрый от природы зверек, совершенно лишенный способности к утонченным чувствам, или, вернее, всякого стыда. И все-таки она любит "своего шевалье", но на свой лад, как может любить существо, лишенное совести". "Ни один женский образ не был обрисован с такой тонкостью и полнотой как этот; ни одна женщина не была столь женственна, не была до такой степени полна этой квинтэссенцией женского начала, столь влекущего, столь опасного, столь вероломного!" (Предисловие к изданию Лонетт (Launette). P., 1885.- Перевод В. Г. Дмитриева (Мопассан. Собр. соч., т. ХIII. М., 1950, стр. 231).).
* * *
В России произведения аббата Прево пользовались известностью еще при жизни писателя. Первый перевод "Записок знатного человека" вышел {248} в 1756-1764 годax. "История кавалера де Грие и Манон Леско" появилась на русском языке в 1790 году (в виде VII-VIII томов "Записок").
У дореволюционной русской критической литературе не было работ, специально посвященных "Истории кавалера де Грие и Манон Леско" но в беглых упоминаниях о повести Прево неизменно отмечаются ее художественные достоинства.
Так, Белинский в статье о романе Эжена Сю "Тереза Дюнойе", где рассказывается история преданной любви героини к недостойному человеку, говорит:
"Мысль верная, но не новая! Ее давно уже прекрасно выразил аббат Прево в превосходном романе своем "Манон Леско". И далее Белинский замечает, что роману Прево "по его поэтической и психологической верности суждено бессмертие" (Белинский. Соб. соч., т. X. М., Изд-во АН СССР, стр. 116, 105.). Герцен в "Дневнике" (сент. 1842 г.) пишет: "Повесть о Manon будет всегда прекрасным произведением".
Вместе с тем Герцен замечает, что недооценка повести Прево при ее появлении была связана с общей распущенностью нравов, характерной для верхних слоев французского общества того времени. "Легкий взгляд XVIII столетия не умел разглядеть во всю ширину и бездонность ужас любви к такому существу как Manon..." - говорил он ( Герцен. Соб. Соч., т. II, М., Изд-во АН СССР, стр. 225, 226).
{249} Отметим, что и Белинский и Герцен видят трагичность любви де Грие в том, что она внушена ему недостойной женщиной.
Повесть аббата Прево высоко ценил и Тургенев. В письме к Полине Виардо от 5/17 января 1848 года он говорит: "Я перевожу "Манон Леско" (Тургенев. Собр. соч., т. I. М., Изд-во АН СССР, стр. 291, 455.). По этому поводу Л. П. Гроссман замечает:
"Это значительный момент его трудов и дней. Он брался за переводы лишь самых близких, дорогих и глубоко пленивших его созданий". "Маленькая книжка аббата Прево должна была сильно взволновать Тургенева, если он взялся за перевод французского текста в самом разгаре работы над "Записками охотника" и первыми комедиями..." (Л. Г р о с с м а н. Портрет Манон Леско (Два этюда о Тургеневе). М., 1922, стр. 14.).
Тургенев переводил "Манон Леско" на испанский язык для практики, но и для этой цели он мог взять, конечно, только очень близкое ему произведение. К. Н. Леонтьев приводит повесть Прево как пример "гениального творения негениального автора" (К. Н. Леонтьев. Собр. соч., т. VIII. М., 1912, стр. 326.).