И снова он прав! Он в точности выполнил условия, предложенные его наставником. И вправду получилось складно. Но Цветик снова наводит критику. «— Какая шмакля? — удивился Цветик. — Разве есть такое слово?
— А разве нету?
— Конечно, нет.
— Ну, тогда рвакля.
— Что это за рвакля такая? — снова удивился Цветик.
— Ну, это когда рвут что-нибудь, вот и получается рвакля, — объяснил Незнайка.
— Врёшь ты всё,— сказал Цветик.— Такого слова не бывает. Надо подбирать такие слова, которые бывают, а не выдумывать [1].
— А если я не могу подобрать другого слова?
— Значит, у тебя нет способностей к поэзии».
Запомним это многозначительное суждение Цветика! Скоро оно обернётся против него самого.
«— Ну, тогда придумай сам, какая тут рифма,— ответил Незнайка.
— Сейчас,— согласился Цветик».
Снова тот же процесс «поэтического мышления»: «Цветик остановился посреди комнаты, сложил на груди руки, голову наклонил набок и стал думать, глядя на потолок. Потом ухватился руками за собственный подбородок и стал думать, глядя на пол. Проделав всё это, он стал бродить по комнате и потихоньку бормотал про себя:
«Пакля, бакля, вакля, гакля, дакля, макля...— Он долго так бормотал, потом сказал: «Тьфу! Что это за слово! Это какое-то слово, на которое нет рифмы».
Итак, мы проникли в «творческую лабораторию» Цветика! Оказывается, подбирая рифму, он просто-напросто перебирает все похожие, даже абсолютно бессмысленные слова, прямо по алфавиту, от «а» до «я»... Таково истинное творческое лицо «известного поэта». И тут уж, рассуждая по его собственной логике, придется признать, что у него «нет способностей к поэзии», о чём он и сам догадывается, стараясь замять этот конфуз:
«— У меня голова разболелась. Сочиняй так, чтобы был смысл и рифма, вот тебе и стихи.
— Неужели это так просто? — удивился Незнайка.
— Конечно, просто. Главное — это способности иметь».
Тема графомании, видимо, очень волновала Носова. В той же сказочной повести он ещё дважды выводит на сцену подобных Цветику горе-литераторов, высмеивая их и с творческой, и с чисто человеческой стороны.
В Зелёном городе, где приземлились потерпевшие катастрофу воздухоплаватели, живёт поэтесса Самоцветик. Как и творчество Цветика, представленное нам напутственными стихами «к случаю», стихи этой «поэтессы» явно пародийны. Только на сей раз с их помощью высмеиваются слащавые стишки для детей: «Я поймала комара, та-ра, та-ра, та-ра-ра! Комаришку я люблю, тру-лю-люшки, тру-лю-лю!» Любовь к комаришкам уживается в ней с наглостью, получающей откровенно сатирическое толкование. К художнику Тюбику выстраивается очередь малышек, желающих иметь свой портрет, по Самоцветик пробивается к нему «нахрапом», презрительно бросая: «Мне можно без очереди — я поэтесса!» А как она изводит художника во время сеанса, требуя то ресницы сделать подлинней, то ротик поменьше, то глаза нарисовать голубыми вместо карих, то цвет волос изменить, то цвет платья... В итоге «портрет имел весьма отдалённое сходство. Но поэтессе он очень понравился, и она говорила, что лучшего портрета ей и не надо». Таково отношение «поэтессы» к жизненной правде...
А в Змеевке, где живут малыши, отделившиеся от малышек, мы встречаем «прозаика» по имени Смекайло. Чтобы облегчить себе творческий процесс, он приобрёл так называемый бормотограф (вроде магнитофона) и подсовывает его нарочно в чужие дома, чтобы узнать, о чём там говорят, а потом слово в слово перенести это в свою книгу. «— До чего же всё это просто! — восклицает слушавший его объяснение Шпунтик.— А я где-то читал, что писателю нужен какой-то вымысел, замысел...
— Э, замысел! — нетерпеливо перебил его Смекайло.— Это только в книгах так пишется, что замысел, а попробуй задумай что-нибудь, когда всё уже и без тебя задумано! Что ни возьми — всё уже было. А тут бери прямо, так сказать, с натуры — что-нибудь да выйдет, чего ещё ни у кого из писателей не было».
Ни одной книги, однако, Смекайло пока не создал. «Писателем быть очень трудно»,— вздыхает он. К тому же, хотя у него есть не только бормотограф, но и «складной портативный писательский стол со стулом», чтобы прямо в лесу или в поле описывать природу (Смекайло, как видим, и описание природы понимает буквально — как простое перечисление всего, что видит глаз),— одного пустяка ему всё-таки не хватает: машины, «которая могла бы за писателя думать».
Проблему графомании и шаблона в искусстве Носов развивал и в своей публицистике. В книге «Иронические юморески» есть у него пародийные главы-«руководства» — как писать стихи, романы и даже пьесы. И хотя в предисловии к этим «руководствам» писатель объясняет, что строил их, так сказать, «от противного» — исходя из того, как не надо писать, — это не помешало иным читателям принять эти «руководства» за чистую монету и даже пытаться «творить» с их помощью, — об этом сообщает сам Носов в своей книге...
1
Тут снова нельзя не восхититься популяризаторским даром Носова. Пусть на ошибках, пусть и в шутливой форме, но все же вполне серьёзно объясняет он маленькому читателю, что такое рифма, каким условиям она должна отвечать.