«Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви» мне кажется удивительной по органической цельности. Подобно песне, она вся будто спета на одном дыхании. Есть, правда, одна история, которая кажется недостаточно убедительной, — это облыжное обвинение Тани в том, что она будто бы увезла в буран Колю, и последовавшее за этим ее скорое и легкое оправдание, совершенное тогда, когда утомленная виновница всего случившегося безмятежно спала в пионерской комнате. Да, все это, видимо, следовало вписать органичнее в общий контекст повествования. Но автор, судя по всему, не нашел должного решения. Надо сказать, что эпизоды, связанные с этим, необходимы для развития главных событий в повести и тем самым уже оправданы.
Но зато в повести есть другое чудо. Сколько раз в нашей литературе отмечали, что положительные герои, как правило, получаются значительно бледнее отрицательных, как трудно писать так называемых «голубых» героев. А вот перед нами повесть, в которой, в сущности, нет ни одного отрицательного героя. И книга от этого нисколько не проиграла. Все положительные герои интересны читателю, каждый завладевает его сердцем, увлекает и волнует. Чтобы добиться этого, надо обладать добрым талантом.
Талант этот тронул читательские сердца удивительно проникновенным и глубоким описанием чувств героев, в котором сказалась не одна лишь доброта, но и такт, мудрость. И еще одно качество этого таланта с особой силой проявилось в «Повести о первой любви» — тонкое поэтическое описание природы Дальнего Востока, всей той обстановки, в которой развертываются события, той среды, в которой живут и действуют герои.
Каждый, кто со вниманием прочитает повесть, долго будет помнить Таню, Фильку, Колю и других персонажей, но не только их и не только то, что с ними произошло, он будет вспоминать поэтические описания закатов и восходов, блеск реки под лучами солнца, шум тайги, лепет листьев, мерцание звезд в бесконечной вышине, свирепую силу урагана... И не только это, разве можно скоро забыть массу точнейших деталей, увиденных острым глазом художника. К примеру, лицо Фильки, которое «после купанья... блестело, как камень...», или нежные рога оленя, прикоснувшегося к Тане и тепло дыхнувшего ей в лицо, или то, как пахнет солдатское сукно отцовской шинели, и так далее и тому подобное. Все это подлинная поэзия, все это учит видеть красоту мира, радоваться ей, понимать ее, воспитывает и облагораживает сердце.
Приходится ли удивляться тому, что эта повесть переходит от одного поколения к другому, что ее переводят на все большее и большее количество языков. Подобные книги не только воспитывают, они делают каждого духовно богаче. Вот почему интерес к таким книгам с годами не только не ослабевает, а все больше усиливается.
Война застала Фраермана в Солотче. Он сразу же поспешил вернуться в Москву, а по приезде пошел в Союз писателей и записался в народное ополчение. Переход ополченцев на казарменное положение был назначен на шестое июля.
Накануне, пятого июля, зашел Гайдар. На нем скрипели новые ремни, он уже был военным корреспондентом. Проговорили до утра. Это была последняя встреча близких друзей.
Паустовский тоже получил назначение, он заходил уже в военной форме со знаками различия интенданта третьего ранга. Такое же воинское звание было и у Фраермана, но службу приходилось начинать рядовым дивизии народного ополчения Краснопресненского района.
В дивизии много было писателей, поскольку территориально союз относился к Краснопресненскому району. Ополченцами начали службу участник гражданской войны автор «Красных дьяволят» П. Бляхин, венгр Бела Илеш, П. Жаткин, Г. Корабельников, А. Бек, М. Лузгин, О. Черный, А. Роскин и молодые П. Железнов, В. Тренин, С. Островой, Б. Рунин, Д. Данин...
Как и Бляхин, Фраерман представлял поколение ветеранов гражданской войны и проявил себя сразу сноровистым и бывалым солдатом. Он был скромен, неприхотлив, не отказывался ни от какой работы. На первых порах ополченцы рыли противотанковые траншеи, заградительные рвы на подступах к столице, занимались боевой подготовкой. Не раз предлагали не отличавшемуся силой и здоровьем Фраерману прикомандироваться к медсанбату, где пока еще было полегче, но он каждый раз твердо отвергал такие предложения. Он нес солдатскую службу наравне со всеми и не хотел никаких поблажек.