Выбрать главу

Жизнь Гайдара прослежена с самого начала и до героической гибели. Это жизнь патриота, борца, веселого выдумщика, искателя и открывателя поэзии и красоты в нашей обычной действительности, которую он так беззаветно любил и в которой находил так много очаровательного.

Со страниц очерка Фраермана перед читателем встает во весь свой богатырский рост фигура человека, постоянно испытывавшего неистребимую «потребность к деятельности», беспокойного, смелого, быстрого, находчивого, который «оставался большевиком всегда, повсюду и во всем, даже в самых незначительных делах». Вместе с тем в очерке запечатлен добрый друг, «веселый человек», порой лукавый и озорной, который «умел радоваться, как ребенок», то есть живой и подлинный Гайдар, каким его любили и знали близкие друзья, имевшие счастье жить и работать бок о бок.

Расскажи Фраерман только это, мы получили бы достаточно яркое представление о замечательном человеке, о его своеобразной и богато одаренной личности. Но наше представление все же не было бы полным. Ведь главное в Гайдаре — его поэтическая натура. И этому Фраерман уделил основное внимание в своем очерке. Отчетливее всего перед нами предстает «поэт, каждым словом своим и каждым помыслом служивший своему народу, своей Родине и думавший об их счастье».

Но Гайдар не такой поэт, как многие. Существует, я бы сказал, удивительный секрет Гайдара. Секрет состоит в том, что поэт адресовал свое вдохновенное слово прежде всего юным сердцам, правда, слово его дошло и до взрослых, взволновало и пленило и их. Как произошло, что рано повзрослевший в боях и походах человек, помышлявший прожить жизнь военным человеком, взявшись за перо, стал детским писателем? Очень глубокий и умный ответ дает на это Р. Фраерман, которому не только тесная дружба с Гайдаром, а еще и личный опыт позволили разглядеть секреты друга.

«Часто сам Гайдар задавал вопрос: случайно ли так с ним произошло, как порою случайно происходит со многими писателями?

Может показаться странной эта мысль, но Гайдар всегда писал о себе, писал для себя и потому-то и стал детским писателем.

Так истинный поэт отдает порой свою фантазию странным и сказочным видениям не потому, что дети любят волшебные сказки и читают их с охотой, а потому, что эти видения живут в нем самом.

В душе Гайдара постоянно жили видения детского мира. И еще больше — мальчишеского мира, одновременно героического и наивного, лукавого и чистого, который он силой поэзии заставлял выходить на страницы книг.

Ранние повести Гайдара не имели успеха не потому, что они были уж так слабо написаны. И в них мы находим прекрасные, талантливые страницы. Но там нет той чудесной поэзии детства, которая раскрывается перед нами вдруг в такой простой и скромной повести, как «Школа».

С этой поэзией детства Гайдар больше не расстается, как не расстается со своей излюбленной темой — Красной Армией.

Сам большевик, он рисует маленьких большевиков и учит юных читателей любить Родину, партию и свою прекрасную Советскую страну. Сам воин и советский патриот, он рисует маленьких воинов и патриотов и учит их защищать эту Советскую страну, верно хранить военную тайну и, чем возможно, помогать своей Красной Армии.

Вот поэтому именно дети так любят его книги.

И вовсе он не притворяется из военной хитрости детским писателем, как он сам о том говорит, как бы себе в утешение. Другим он и не мог бы быть».

Замечательная по меткости и точности характеристика самого существенного, самого главного в творчестве Гайдара. Такая характеристика могла быть дана не только близким другом писателя, но и его единомышленником, во многом жившим сходной с ним жизнью, одинаково смотревшим на мир и солидарно понимавшим свою задачу.

Жизненный пример Гайдара не в меньшей мере, чем пример любого другого героя, увлекателен и поучителен. Пусть вам не дано быть поэтом, художником, но пройти по жизни, равняясь на Гайдара, добрым, смелым, чутким, беззаветно преданным родине, революции, народу — разве это не заманчиво для каждого? Не в этом ли состоит высокое счастье жизни нашей!

Теме счастья, выбора верных дорог в жизни в значительной мере посвящена и последняя большая повесть Р. Фраермана «Золотой Василек». Критикой она была встречена довольно холодно, хотя понять и тем более объяснить эту холодность весьма затруднительно. Писатель очень дорожил этой повестью, радовался большому успеху ее у читателей и тем не менее был удручен несправедливым отношением профессиональной критики. Собираясь подарить мне эту книгу, он с опаской сказал: