Так я познакомился с Фраерманами — мужем и женой. Они представляются мне как бы одним человеком, до того дружественны были, до того духовно и душевно близки и даже внешне похожи.
Впрочем, я не совсем прав, заметив: так я познакомился с Фраерманами. Знакомство с Рувимом Исаевичем началось со дня прочтения «Дикой собаки Динго, или Повести о первой любви».
Не случайно написал я «со дня прочтения». Действительно я прочел повесть за один день.
Не забуду своего волнения в тот день. Оно и сегодня со мной.
Из окна коттеджа вижу: Рувим Исаевич — за столиком на поляне. Лучи солнца как бы струятся снизу по узловатой каштановой спирали палки в руки Фраермана, сжимающие набалдашник.
Тихо... Не глухое беззвучие, живая тишина: растет, дышит, наливается соками, звенит, колышется июль.
Пчела летала с цветка на цветок, добывала нужное ей, мимолетно спланировала на сомкнутые руки человека. Золотоватая тень, вибрируя, отразилась от настороженно готовых к взлету крыльев. Гудящее прикосновение не испугало и не удивило, пожалуй, человека. Пчела была замечательным образцом творящего лета. Она посидела на руках, перелетела на лицо, на лоб.
Фраерман улыбнулся. Он был наедине с пчелой, любил ее, и она любила человека, не проявляющего боязни, которая не что иное, как недоверие.
Солнце светило человеку и пчеле, светило медоносным цветам, деревьям, всему земному и небесному.
На дорожке, подкрашенной желтоватым песком, показалась Валентина Сергеевна. В ее руке голубела шапочка, похожая на пилотку испанских республиканцев. Такие пилотки, сшитые из носовых платков, были тем жарким летом в большом ходу.
Почуяв торопливые шаги Валентины Сергеевны, пчела загудела, раскрыла крылья, набирая скорость, совершила спиральный круг над Фраерманами, скрылась в белизне жасмина.
Подумалось: долгие годы Фраерман, как пчела целительный мед, копил наблюдения души человеческой, природы.
И я не удивился, узнав: «Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви» написана за один месяц.
Рувима Исаевича и Валентину Сергеевну уважительно, радостно, с отсветом на «Повесть о первой любви», ни на мгновение не разделяя, — так и звали: Фраерманы.
Последние годы жизни, после фронтовой контузии, Рувим Исаевич тяжко болел. Однако рядом с Валентиной Сергеевной он и ходил легче, и виду почти не показывал, что недомогает.
В то малеевское лето мы часто общались. Фраерманы интересовались всем, что я видел, где бывал, что читаю.
Рувим Исаевич молча сидел, не глядя на меня, привычно опустив подбородок на руки, сжимающие набалдашник узловатой палки.
Однако стоило продлить паузу, он поворачивал ко мне взгляд:
— Продолжайте, пожалуйста.
Я рассказывал о своей службе в газете Забайкальского военного округа «На боевом посту», о Дальнем Востоке, о Порт-Артуре, о Великом или Тихом океане, о колхозах и совхозах России, где нередко бывал в командировках.
Однажды Валентина Сергеевна поделилась воспоминаниями о своей дальневосточной юности еще до революции, рассказала о походе по далекому северо-востоку партизанского отряда с комиссаром Фраерманом.
Фраерманы, не сомневаюсь, понимали: другому человеку небезынтересно знать подробности жизни автора «Повести о первой любви».
Всегда при встречах, в общении с Фраерманом я видел в нем автора «Повести о первой любви» — небольшой по объему и великой по естественной соразмерности образов, оживших на ее страницах.
Валентина Сергеевна — жена, друг и сотоварищ по творчеству постоянно и бережно помогала мужу. Когда Рувим Исаевич находился в глазной больнице по поводу серьезной операции, Валентина Сергеевна в течение нескольких недель жила в одной палате с мужем, ухаживала за ним днем и ночью.
Пишу эти заметки в Подмосковном доме отдыха. Дом окружен лесом. Скамья, на которой сижу, — среди дубов, елей, осин, берез. Чаще — березы. И дом отдыха именуется «Березовая роща».
Поросший медуницей, камышом, осокой ручей пошумливает поблизости. Птицы июльского леса приглушенно поют. Чуть тронут запахом спеющего обеда из недалекой кухни лесной воздух.
Все это хорошо, радостно, как отрадно, случается, услышать в канун заката дымок костра на лесной опушке.
Чудится, среди берез ступают по летней тропе Фраерманы: Рувим Исаевич в своей испанской пилотке, Валентина Сергеевна в легком ситцевом платье, со светлыми волосами, собранными в пучок на затылке.
Это чудится... И потому чудится, что все книги Фраермана о России, о ее березовых рощах, о ее восходах и закатах, о ее соловьях, о Дальнем Востоке, о Якутии, о Сибири... Всегда о России.