Подбодренный этим наркотиком, решился я пройтись по городу, пыльному и очень тусклому. Запах нефти отравлял воздух. На мое настроение повлияла, кроме копоти и дыма, встреча на улице с моим администратором. Он меня, как я и ожидал, облил холодной водой, сказав: «Все театры обошел, все в один голос говорят: этого пьяницу, — это про вас! — не берем, чтобы он и остальных актеров не испортил». Сказав это, он со своей супругой ушел. Я сначала опешил, а потом пошел, куда глаза глядят. Иду и почти ни о чем не думаю. А администратор меня еще утешил, сообщив мне слухи, пришедшие из Астрахани и проникшие в бакинские театры: Орленев не доиграл в Астрахани благодаря пьяному состоянию нескольких своих спектаклей. Вот от всего этого на душе было не очень светло.
Вдруг наткнулся на какую-то фигуру и невольно остановился, пошел опять вперед, но, инстинктивно оглянувшись, встретил взгляд также невольно оглянувшегося человека, — и оба мы остановились, разглядывая друг друга. Присмотревшись, я вдруг вспомнил своего милого учителя, который возил меня по психиатрическим лечебницам для объяснения прогрессивного паралича у разрабатываемого мною в то время в «Привидениях» Освальда, и закричал: «Бронислав Викентьевич». Тот ответил: «Нет, я сын покойного Бронислава Викентьевича, Всеволод. Вместе с моим старшим братом, моими родителями и писателем Маминым-Сибиряком мы снимались у вас в квартире вместе с вами, Павел Николаевич. Мы с братом сняты в гимназических мундирах». Ах, какая это была счастливейшая встреча! Я так благодарен был Томашевскому-отцу, и вот в труднейшую минуту моей жизни я встречаюсь с его родным сыном. Крепко мы пожали друг другу руки и даже расцеловались. Затем он спросил меня, куда я иду. Я ответил: «Брожу бесцельно». — «Не зайдем ли посидеть в мой “дежурный ресторанчик”?» Я, конечно, с удовольствием согласился.
Беседуя со мной в ресторане, узнав, что я один, он спросил: «А гастролировать вы не хотите?» Я ответил, что очень хочу, да не берут нигде. Он воскликнул: «Как не берут!» Я объяснил ему, что из Астрахани дошли слухи о моем повальном пьянстве, и один раз, играя в пьяном виде «Павла I», в первой же картине «смотра войскам» я упал в жаровню, около которой грелись наследники и сыновья Павла — Константин и Александр. Он рассмеялся и сказал: «Ну что за беда такая, я вот тоже пью, но и работаю, а вы ответьте, вы сами-то гастролировать хотите?» Я сказал, что считаю это в своем бедственном положении необходимым. Тогда он спросил: «Вы в Баку в каком театре хотели бы играть?» Я сказал, что привык играть в большом оперном театре братьев Миловых, но добавил, что он сейчас занят оперой и гастролями певицы Ады Мегри. На это он сказал, что все можно устроить, и пошел в швейцарскую вызывать кого-то по телефону.
Через четверть часа приехал вызванный по телефону человек. Томашевский, указав на меня, спросил его: «Угадай, кто это?» Тот, пристально посмотрев на меня, ответил: «Не знаю». — «Это Павел Николаевич Орленев!» Павел Иосифович Амираго, известнейший театральный предприниматель и тенор-певец, бросился ко мне, стал пожимать руки. Всеволод Томашевский объявил ему точно приказ: «Отдай Павлу Николаевичу самые лучшие дни. Если они совпадут с гастролями певицы, пусть ее оперы перенесут, а орленевскими гастролями займи эти дни. Я вас на пять минут оставлю, — прибавил он, — мне надо дать по телефону два распоряжения, и после этого я ваш хоть на целый день». Он пошел в швейцарскую.
Оставшись вдвоем с Павлом Амираго, я его спросил: «Что из себя представляет в Баку этот Всеволод Томашевский?» Амираго подмигнул мне и сказал: «Нарком и властелин всех театров Баку и даже всех окрестных многочисленных районных клубов и театров!» — Ну, тогда, действительно, я должен был поверить силе этого моего нового благодетеля. Когда он вернулся, я от души обнял его.
Зайдя в мою убогую лачугу, он немедленно устроил меня в одной из лучших бакинских гостиниц, недалеко от Миловского театра. П. И. Амираго занялся составлением труппы для моих гастролей, заказал огромные анонсы, назначил возвышенные цены и объявил продажу билетов на все спектакли. Труппу для «Привидений» и «Преступления и наказания» составили быстро. Режиссером был приглашен артист Дубенский, который и повел в скором времени при моем участии все репетиции.
В это время со мной случилось несчастье. Отослав в Петровск моей семье взятый у Павла Амираго аванс для уплаты долгов и на дорогу в Баку, сам я, желая встряхнуться, опять дал волю своему пьянству, в самом разгаре которого у меня украли завещанное моей дочке Любочке бриллиантовое кольцо. Как это случилось, вспоминать подробно не стоит: я его дал спрятать, чтобы пьяному не потерять, человеку, которому я доверял, а он сказал, что ничего я ему на сохранение не давал. Я на это ему ничего не ответил и ограничился лишь тем, что записал в своей записной книжке: «С этой минуты ты, Павел, не выпьешь ни одного глотка ничего спиртного, даже находясь в пьющих компаниях с твоими подменными друзьями! И даже играя Освальда в “Привидениях”, когда исполняемый тобою герой пьет во время сцены за столом полбутылки шампанского, ты заменишь эту полбутылку лимонадом. Павел Орленев!» Ровно два месяца не брал я в рот ничего хмельного.