Жизнь в Риге. — Хитрые проделки. — «Охота» за дровами. — У спешные выступления. — Роль юродивого в трагедии Островского «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский». — Больной брат. — М. Т. Иванов-Козельский. — Его характер — Впечатление, произведенное Орленевым на Иванова-Козельского.
1887 год. Рига. Снят театр-клуб «Улей»[13]. Жили в гостинице втроем: я, вологодский Жариков и товарищ по гимназии, которого я определил к Бабикову, Ренев. Сборы в Риге были очень слабые. Публика не любила посещать этот неуютный, сумрачный зал. Питались мы очень плохо. Я получал, как и мои сожители по комнате, 40 рублей в месяц, но за вычетом полученного на дорогу и на осеннее пальто аванса приходилось получать не более 20 рублей. Часто Бабиков, входя в нашу уборную после спектакля, говорил: «Орленев, Ренев, вот вам на еду двугривенный». Это нередко продолжалось дней десять подряд. Рядом с театром «Улей» был маленький грязный ресторанчик, вроде харчевни, и мы за десять копеек получали четыре венских сосиски, четыре картошки с куском масла и несколько ломтей рижского пеклеванника. В гостинице нам подавали бесплатно кипяток, и, за неимением чая, мы пили его без сахара, размачивая оставшийся после сосисок пеклеванник. Так продолжалось очень долго.
Однажды хожу я по коридору и чую — в воздухе чем-то вкусным пахнет; гляжу: официант несет большой поднос, весь заставленный холодными и горячими кушаньями и графинами с водкой и вином. Недолго думая, я позвонил. Вошел официант, я попросил ресторанную карточку — меню, выбрал для себя и всех моих товарищей, живущих вместе со мной, по несколько порций мяса и рыбы и заказал вина, пива, кофе и сигар. Чем рисковал я? Хоть раз, но досыта наемся. Не успели подать ужин, как пришли два моих друга и, увидав поднос, остолбенели, потом позвали кой-кого из живших в этой гостинице актеров и утолили общий голод. Когда мы трапезу окончили, я сейчас же позвонил официанту и приказал ему убрать посуду. С этого дня мы жили припеваючи и приедаючи. Но через неделю нам подали счет и попросили немедленной уплаты. К управляющему рестораном мы отправили товарища Ренева депутатом просить кредита еще на одну неделю, в течение которой мы обещали, получив жалованье в театре, расплатиться с буфетом. Мы ухитрились повидаться с самим хозяином и предложили ему и его семейству бесплатную ложу в наш «Улей». Сыграв в этот спектакль с Бабиковым «Кина»[14], мы после окончания спектакля пришли к нему спросить, понравилось ли ему наше представление, — на что он любезно ответил: — «Спасибо». Тут мы лично попросили его замолвить слово перед его же управляющим за продолжение кредита. Добродушный немец дал нам согласие. Но всякому хотенью бывает и терпенье. Он подождал еще дней десять и начал от нас настойчиво требовать погашения счета и не только отказал нам в еде ресторанной, а сделал распоряжение перестать отапливать наш номер. Сидели мы в номере не только в шубах, но и закутывались в одеяла, и все-таки нас пробирал холод. И тут на выручку товарищам пришел опять я.