В то время Алексей Сергеевич Суворин составлял труппу для Малого театра на Фонтанке (под названием «Литературно-художественного кружка»). Режиссер Евтихий Павлович Карпов всюду разъезжал по провинции, разыскивая даровитых актеров. В своих исканиях он набрел на нас. Увидав водевиль «С места в карьер», он заставил А. С. Суворина приехать его посмотреть. Тот, увидев меня также и в водевиле «Школьная пара», пришел ко мне в уборную, наговорил много приятного, сказал, что я напоминаю знаменитого Александра Евстафиевича Мартынова и что мне надо играть серьезные роли[44]. Потом добавил, что открывают они театр «Грозой» Островского и мне дадут роль Тихона. На следующий день просил приехать поговорить об условиях. Я ему сказал, что обязался словом на следующий сезон служить у Ф. А. Корша. Он ответил: «Ну, мы с Коршем это дело уладим». На другой день я поехал и подписал контракт на 300 рублей в месяц.
Первый сезон в Петербурге. — Первые выступления. — Отзывы прессы. — Второй сезон. — В. П. Далматов. — А. С. Суворин. — Пьеса Г. Г. Ге «Трильби». — «Злая яма» Фоломеева. — Комический эпизод на спектакле — Поездка с В. П. Далматовым. — Мечты о деревенском театре. — Забавная проделка. — Актер Любский. — Знаменательная рецензия. — Знакомство с трагедией «Царь Федор Иоаннович».
1895 год. Петербург. Собрана была труппа со всей провинции. Здесь служили: М. А. Михайлов, Тинский, Дьяконов, Красов, Марковский, Тихомиров, Кондрат Яковлев, Добровольская, З. В. Холмская, А. П. Никитина, М. П. Домашева, Л. Б. Яворская, Е. А. Мосолова, режиссер Е. П. Карпов.
Первый мой выход: «Гроза» — Тихон. Газеты отрицательно отнеслись к моей игре, хотя Суворин и Карпов хвалили.
Вторая роль: «Трудовой хлеб» — роль купца Чепурина. Третья роль: «Женитьба» — Анучкин[45]. Пресса за все ругала, я был в удрученном состоянии. Россовский написал: «Как не стыдно дирекции поручать мало-мальски способному водевильному актеру роль Тихона, драматическую роль! Очень, очень слабо!»[46]
Мне удалась роль Бородкина в комедии Островского «Не в свои сани не садись». Публике особенно нравилось пение Бородкина. А. И. Суворина, ученица знаменитого Баттистини, спрашивала меня: «У кого вы учились? Кто вам ставил голос?» Я ответил, что я самоучка.
1896 год. Труппа Малого театра[47] перешла в Панаевский театр (на бывшей Адмиралтейской набережной). В это время поступил молодой актер Качалов[48]. Были лучшие силы: В. П. Далматов, Г. Г. Ге, Э. Д. Бастунов, И. И. Судьбинин[49], Г. Н. Высоцкий, В. Ф. Эльский, Ф. В. Кондратьев, И. А. Тихомиров, А. А. Пасхалова и некоторые оставшиеся от прежнего сезона.
В Панаевском театре не хватало уборных, и так как Далматов всегда в уборной оставался один, он настаивал на своем одиночестве, но уборной не было, и он пошел на компромисс, прося поместить актера, которого меньше всего занимают. Режиссер Юрковский рекомендовал к нему поместить меня, так как я обыкновенно занят только в водевилях. Далматов так и сделал. Помню его роскошно обставленную уборную. Великолепный стол с разными ящиками, тройное зеркало, на стенах полки со статуэтками, портреты великих актеров, портьеры, ленты от старых венков, а в моем уголке висел на одном крюке — костюм сапожника, а на другом рваный мундирчик из «Школьной пары» и заштопанная толщинка (я в то время был очень худ). Далматова часто посещали интересные женщины (он был большой ухажер), и мои костюмы его очень тревожили: «Это со мной актер один, — объяснял он, — талантливый, но репертуар у него некультурный». Через несколько дней я пришел гримироваться, смотрю — он купил ситцевую занавеску. Мой гардероб он велел задрапировать, сказав: «Закройте эти лохмотья, чтобы их не было видно».
В это время я сыграл «Невпопад» и имел успех[50]. Старик Суворин каждый раз меня смотрел и называл меня «чародеем». «Что вы делаете, — говорил он, — какая-то в вас тайна сидит. Я каждый раз иду смотреть и внушаю себе, что сегодня я плакать не буду, а вы как-то изменяете интонацию, переставляете фразы и совершенно в новом месте хватаете меня за горло, и каждый раз свой монолог вы говорите по-новому». Эти слова Суворина меня очень обрадовали, но еще больше меня окрылило, когда после сыгранного мною водевиля «Невпопад» знаменитый артист А. К. Любский сказал моему отцу, который смотрел меня, сидя рядом с ним: «Передайте вашему сыну, что он не “простак”, а прирожденный драматический актер». Перед Любским я с юности благоговел, и его мнение обо мне было мне очень дорого, Суворину я ответил: «Я добиваюсь, я ищу. У меня теперь новая система, я всегда, сыграв роль, продолжаю работать над ней и дальше».