Я был его страстным, неизменно восхищенным, постоянным слушателем. Брат мой, больной и припадочный, в конце концов на восемнадцатом году сошел с ума, как раз в тот же год, когда я удрал из дома на сцену. Брат мой и обе сестры скучали и не любили отцовского чтения, а я готов был слушать с утра до ночи. Я впивался в отца и слушал его, весь замирая. Много с его слов я запомнил монологов из «Коварства и любви», «Гамлета», «Уголино» (помню, он читал и представлял в этих трагедиях гениальнейшего Павла Степановича Мочалова). Затем я знал наизусть и так же, как отец, стал изображать Любима Торцова из «Бедности не порок», Франца Моора из «Разбойников». Когда все дети уходили в сад гулять, я оставался один и, накинув на себя черную материнскую шаль и надев на голову вместо берета сестрину шапочку с пером, сделав себе из дерева подобие меча, читал все монологи Гамлета, которого знал от слова до слова по переводу Полевого.
Когда мне было одиннадцать лет, я уже был во 2‑й гимназии на Разгуляе. Первые два года я был пансионером, каждую субботу и воскресенье посещал вместе с отцом Малый театр и видел Ермолову в «Марии Стюарт», «Орлеанской деве» и в донне Анне, «Ричарде III»[1]
Роль Марии Стюарт в одноименной трагедии Шиллера М. Н. Ермолова впервые сыграла на сцене Малого театра 14 февраля 1886 г., роль Иоанны д’Арк в «Орлеанской деве» Шиллера — 29 января 1884 г. В ее репертуаре роль донны Анны отсутствовала; очевидно, имеется в виду роль леди Анны из упомянутой Орленевым трагедии Шекспира «Ричард III»; Ермолова впервые выступила в ней 2 апреля 1878 г., вместе с Александром Павловичем Ленским. Летом я жил в семье на даче в Петровском парке и там, увидев в летнем императорском театре Василия Николаевича Андреева-Бурлака в «Записках сумасшедшего», прибежал домой, записал все «Записки» наизусть и стал читать их, копируя Андреева-Бурлака, как говорили, с поразительной верностью. Я надевал поверх ночной гимназической рубашки длинную женскую рубаху матери, укутывал вместо колпака голову салфеткой, углем рисовал глаза и делал небритость, ставил три стула, ложился на них и после паузы начинал монолог. Когда к родителям приходили гости, я всегда просил мать, чтобы она заставляла меня читать «Сумасшедшего», а иначе грозился обидеть старшего брага, который был ее любимцем и меня, как сильнейшего, очень боялся; он обыкновенно кричал: «Мамка! Пашка колотится!»
В гимназии, где я был два года пансионером, я часто читал «Сумасшедшего» гимназистам всех классов с разрешения одного из дортуарных надзирателей. Сторож приносил мне из гимназической больницы белый халат и туфли. Затем я попросил отца сделать меня приходящим и, пользуясь тем, что родители мои часто уходили играть в карты к знакомым, я делал из белья и одеяла фигуру спавшего и ночью удирал из дома, чтобы проводить после спектакля Ермолову до ждавшей ее кареты, и затем, счастливый, возвращался домой.
Против Малого театра в доме Шелапутина, где теперь находится театр МХТ II, был Артистический кружок[2]. Отец, будучи членом этого кружка, часто брал меня в театр. В то время там играли некоторые актеры из Малого театра. Я, помню, видел замечательного актера Путяту, произведшего на меня громадное впечатление в роли Фердинанда в «Коварстве и любви». Он окончил жизнь трагически, отравившись нечаянно свинцовыми белилами. Там же играли Кошева, ее первый муж Ленский-Петров, Иван Николаевич Греков и гастролировал изумительный Анатолий Клавдиевич Любский; из артисток запечатлелась Анна Яковлевна Романовская, там же был и брат Александра Павловича Ленского — Анатолий Павлович. Я часто украдкой пробирался за кулисы и вертелся около мужских театральных уборных. Ленский меня приблизил к себе и так обласкал, что я в ней души не чаял. Я ему признался, что очень хочу пойти на сцену, и как-то в уборной попросил его прослушать мои «Записки сумасшедшего». Он меня похвалил, а как раз в это время искали малолетнего исполнителя на роль мальчика, брата невесты в «Русской свадьбе»[3].
Я тайком от родителей в первый раз на сцене сыграл и произнес свои слова отчетливо и ясно: «Позволь тебя обуть, сестрица, на радость и счастье». На одной из репетиций кого-то дожидались. Анатолий Павлович, желая сократить время ожидающим артистам, предложил им прослушать, как мальчик-гимназист Паша Орлов прочтет им «Записки сумасшедшего». Я не заставил долго себя просить, снял мундир и жилет, повязал голову гримировальным полотенцем Ленского, поставил, как всегда, три стула и начал…