Через несколько дней я собрался смотреть в Художественном театре драму Г. Ибсена «Доктор Штокман»[82]. Я долго не решался идти туда, боясь влияния спектакля, о котором я слыхал столько чудесного, — я боялся, как бы не разочароваться в своей собственной игре и исканиях. Я помню впечатление, произведенное на меня спектаклем, я весь дрожал, мне хотелось остаться одному. От всех приглашений в клубы и рестораны я отказался и пришел в каком-то экстазе домой. До раннего утра я просидел один, не притронувшись к приготовленным для меня К. Д. Набоковым напиткам. Он был на дежурстве в министерстве иностранных дел. Придя домой и увидав меня совершенно трезвым и возбужденным, он спросил меня: «Что с тобой?» Я ему сказал: «Знаешь, Костя, я или брошу совсем театр, или должен создать такое же светлое дело». В труппе Станиславского находился мой старинный друг Иосаф Александрович Тихомиров. Он мне много с восторгом рассказывал о творческом горении театра и преданности Станиславскому. И когда я увидал этот проникновенный спектакль, где Друг другу помогали и дополняли один другого, только тогда я почувствовал, что такое настоящий театр.
В десять часов утра я уже был у Суворина и сказал ему: «Алексей Сергеевич, вы должны создать такой же театр. Я уверен, что мы все пойдем вам навстречу. Сделайте нас своими пайщиками, и мы будем работать за совесть, а не за страх». Старик Суворин загорелся, поверил в это дело и уполномочил меня объехать многих товарищей. Я поехал к Бравичу, Тинскому, Михайлову, стараясь всячески разжечь их, говорил, что не надо никаких премьеров, не надо никаких первых ролей, надо играть, если нужно, на выходах, чтобы каждой пьесе создать успех, чтобы каждому ансамблю придать дух и настроение. Товарищи отнеслись ко мне очень скептически, говоря, что из этого ничего не выйдет и не мне переделать людей. Меня словно облили холодной водой, и я опять полетел к Суворину и убеждал его создать хотя бы небольшую группу «безумцев и искателей». Суворин, видимо, за это время посоветовался со своими директорами-компаньонами и сказал мне, что дирекция не пойдет ни на какие паи. Когда я увидел, что мечты мои рассеялись, я обругал Суворина «импотентом искусства» и опять жутко запил.
Знакомство с К. С. Станиславским. — Прерванные переговоры. — Приготовление к новой поездке — Отлучение от церкви Л. Н. Толстого. — «Орленок» Ростана. — Летние гастроли. — Новая пьеса А. С. Суворина. — Работа над ролью Самозванца. — А. П. Чехов. — Анекдоты из актерского быта. — М. Горький.
Через несколько дней я пошел в Художественный театр к Тихомирову и встретился там с Станиславским. Он очень интересовался моим толкованием роли Арнольда Крамера, расспрашивал меня о перестановке актов у Гауптмана и про мои мотивы самоубийства Арнольда[83]. Помню, и я и он были очень взволнованы, и его буквально отрывали от меня криками: «Константин Сергеевич, пожалуйста, пора начинать репетицию». На прощание он сказал: «Хотите в мою труппу? Приходите ко мне сегодня вечером часов в восемь и поговорим серьезно». Я обещал быть и находился целый день в каком-то тумане. Я боялся идти к Станиславскому, боялся власти его гения. Боялся, что его указания будут сильно действовать на меня, убьют во мне всю мою непосредственность и я буду играть нечто отраженное. В восемь часов вечера я послал к нему вместо себя К. Д. Набокова и просил сказать Константину Сергеевичу, что я не могу к нему идти, что я его боюсь.
Антон Павлович Чехов, с которым я встречался в 1902 – 1903 годах, много раз убеждал меня бросить скитальческую жизнь и пойти на работу к «художникам». «Там вы себя найдете… Константин Сергеевич поможет вам, я несколько раз говорил об этом с ним». Я ответил Антону Павловичу то же самое, что продумал про себя: «Я боюсь могучего влияния Константина Сергеевича». Антон Павлович часто еще говорил: «Вот бы вам, Орленев, сыграть с моей женой “Привидения”. Какой бы это был спектакль»[84].
Я начал составлять свою поездку, заказал актеру-автору В. Ф. Евдокимову для Назимовой сделать пьесу из романа «Воскресение» Л. Н. Толстого, У Евдокимова было издание заграничное, без цензурных пропусков, где, между прочим, мне очень понравилась эпизодическая роль ссыльного Крыльцова. Я решил ее сыграть и уже приступил к работе. Заказаны были декорации для инсценировки «Воскресения» художнику Малову, только что выпущенному из тюрьмы за убийство Николая Петровича Рощина-Инсарова[85].