Глава XXI
К обеду прибыли три остальные группы. Весь день мы старательно сверяли свои записи. Вечером нас пригласили в дом на ужин. За длинными банкетными столами сидело уже три сотни человек – мужчины, женщины и дети. Для нас приберегли места в дальнем углу комнаты, чтобы мы могли видеть всю ее целиком. Столы были накрыты белоснежными скатертями, уставлены фарфоровой и серебряной посудой – настоящий пир! Освещение, впрочем, было довольно тусклым.
Минут через двадцать воцарилась глубокая тишина, и мгновенно всю комнату озарил бледный свет. Он становился с каждой минутой все ярче, и наконец весь зал буквально запылал и все в нем заискрилось, словно разом включили тысячи спрятанных лампочек. Позже мы узнали, что в деревне нет электричества. После того как зажегся свет, все еще минут пятнадцать молчали, затем в воздухе сгустилась мгла и послышался такой же свист, как накануне, перед появлением матери Эмиля. Когда туман рассеялся, в разных концах комнаты остались стоять мать нашего друга и еще одиннадцать человек: девять мужчин и три женщины.
У меня не хватает слов, чтоб описать это ослепительное зрелище. Крыльев у них не было, но все равно они были похожи на стаю ангелов; я нисколько не преувеличиваю. Простояв с минуту, как завороженные, они поклонились и стали ждать. Внезапно, Бог весть откуда, грянула музыка. Мне рассказывали о божественных голосах, но до этого я никогда их не слышал. Все мы тут же встали со своих мест. Наконец все двенадцать во главе с матерью уселись за стол. Мы опять отметили, что во время ходьбы они не производят никакого шума, хотя и не стараются идти тихо.
После этого в воздухе снова сгустился туман, а когда он рассеялся, появилось еще двенадцать человек – одна женщина, а остальные мужчины. Среди них был и наш друг-«летописец». Пока они стояли, прозвучала еще одна песня. На последних аккордах все двенадцать без малейшего шума заняли свои места.
Не успели они усесться, как комната снова погрузилась в полумрак. Когда дымка рассеялась, в дальнем конце зала мы увидели шесть мужчин и семь женщин: в центре стояла прекрасная девушка-подросток, а вокруг нее три мужчины и три женщины. Все женщины были прекрасны, но та, что стояла посредине, затмила их всех. Некоторое время они постояли склонив голову, и вдруг снова послышались звуки небесной музыки. Затем вступил хор. Мы встали. Казалось, будто нас окружают мириады волшебных существ, поющих в один голос; и ни одного печального рефрена, ни одного минорного тона! Радостный, свободный поток музыки, идущий от души к душе, уносящий нас все выше и выше, пока мы не потеряли последнюю связь с землей.
Пение умолкло, и все тринадцать ангелов уселись на свои места. Наши взгляды были прикованы к матери Эмиля. В сопровождении двух женщин она подошла к нашему столу и села во главе его. При этом у ее левой руки бесшумно выросла гора тарелок. Освещение в зале потускнело, но каждого из тридцати семи осенял все тот же свет, поначалу столь нас озадачивший; но самый прекрасный нимб увенчивал голову нашей почетной гостьи. Похоже, одни мы так живо реагировали на происходящее. Для остальных все это было в порядке вещей.
Какое-то время мы сидели молча; затем наши гости затянули новую радостную, беззаботную песнь, и все в зале ее подхватили. После этого молодая женщина, восседавшая во главе нашего стола, встала и вытянула перед собой руки. В них появился небольшой каравай хлеба шириной в пять сантиметров и длиной около сорока. Каждый из тридцати шести человек вставал, подходил к ней и брал из ее рук такой же хлеб. Затем они проходили вдоль столов и раздавали каждому по ломтю. Наша госпожа тоже дала нам по ломтю от своего каравая.
Протягивая ломоть, она говорила:
Разве вы не знаете, что Христос пребывает в вас самих и во всем сущем? Разве вы не знаете, что у вас чистое, совершенное, юное, вечно прекрасное, божественное тело? Разве вы не знаете, что Бог сотворил вас по Своему образу и подобию и дал вам власть надо всем? Каждый из вас, сам по себе, всегда есть и будет Христом, совершенным, Единородным Сыном Божьим, в котором благоволение Его Отца-Матери. Вы чисты, совершенны, святы, божественны, едины с Богом, вы само Добро; Божьи дети, все до одного, могут предъявить свои Сыновние права на Божественность.
Когда все получили по куску, мать Эмиля вернулась на свое место; каравай в ее руках был все такого же размера, как и в самом начале. По окончании этой церемонии на столах начала появляться еда. Она помещалась в больших закрытых сосудах. Словно по волшебству, они выростали перед нашей госпожой. Снимая крышку за крышкой, она продолжала нас обслуживать. Первую тарелку передала женщине, сидевшей справа, затем той, что сидела слева; женщины передавали их дальше; так каждый из сидевших за столом получил по изрядной порции.