Мы видим, что помимо аскетических подвигов, Василий и Григорий занимались в Понтийской пустыне литературной деятельностью. В частности, Григорий, по его собственному свидетельству, помогал Василию в составлении нравственных и аскетических правил. Правила Василия Великого сыграли в истории восточного монашества не меньшую роль, чем правила св. Бенедикта в истории западного монашества: до сего дня правила Василия являются основой монастырских уставов Православной Церкви.[65]
Василий и Григорий также ежедневно читали Священное Писание и систематически изучали труды Оригена; в Понтийской пустыне ими был составлен сборник фрагментов из сочинений Оригена под названием" "Добротолюбие" "(philokalia, букв."любовь к красоте" "). Наследие великого александрийца уже тогда было предметом горячих споров: все крупные богословы IV века разделялись на сторонников и противников Оригена. Василий и Григорий относились к первой категории, [66] однако сознавали, что не все в трудах Оригена бесспорно с догматической точки зрения, а может быть и предвидели, что некоторые его мнения будут осуждены Церковью. Поэтому в" "Филокалию" "не вошли тексты догматического характера: Ориген интересовал Каппадокийцев не столько как богослов–догматист, сколько как апологет, христианский философ и экзегет. [67] Впоследствии Григорий посылал копии" "Добротолюбия" "в подарок своим друзьям. [68]"Добротолюбие" ", включающее в себя главным образом фрагменты из монументального творения Оригена" "О началах" ", до сих пор служит основным источником, содержащим греческий текст этого сочинения.[69]
Пожив у Василия некоторое время, Григорий вернулся в Назианз. Это возвращение было связано не только с обязанностями Григория по управлению домом и его чувством долга перед родителями, но и с неким внутренним колебанием между стремлением к созерцательной жизни и сознанием необходимости приносить общественную пользу. Григорий всей душой стремился к уединению; вместе с тем он чувствовал себя призванным к некоей миссии, сущность которой была ему пока еще не совсем ясна. Он также хорошо понимал, что такой образ жизни, который предполагает удаление в пустыню и аскетическое трудничество, плохо сочетается со стремлением к книжной мудрости. Григорий искал для себя некий промежуточный,"средний" "путь, идя по которому, он мог бы сочетать аскетический образ жизни с учеными трудами и, не лишаясь уединения, приносить пользу людям:
Наконец, нужна была мужественная решимость.
На внутренний суд собираю друзей,
То есть свои помыслы — этих искренних советников.
Но страшный вихрь объял ум мой,
Когда искал я лучшее из лучшего.
Давно было решено все плотское низринуть в бездну,
И теперь поступить так нравилось мне больше всего.
Но когда рассматривал я божественные пути,
Нелегко было найти путь лучший и гладкий…
Приходили мне на ум Илия Фесвитянин,
Великий Кармил, необычайная пища,
Удел Предтечи — пустыня,
Нищелюбивая жизнь сынов Иоанадавовых.
Но и любовь к божественным книгам одолевала меня,
И свет Духа при созерцании Слова;
А такое занятие — не дело пустыни и безмолвия.
Много раз склонялся я то к одному, то к другому…[70]
Примеривая к себе тот или иной образ жизни, Григорий менее всего думал о священстве, казавшемся ему несовместимым с безмолвной и созерцательной жизнью, к которой он стремился. Во времена Григория монашество и священнослужение вообще рассматривались как два противоположных образа жизни: монах должен молчать, священник — проповедовать; монах — жить вдали от людей, священник — среди людей; монах должен быть занят созерцанием и заботиться о своей душе, священник — вовлечен в активную деятельность на пользу ближних. Монахи IV века, как правило, избегали рукоположения в священный сан: св. Пахомий запрещал монахам подведомственных ему монастырей Египта стремиться к иерейской хиротонии.[71]
Григорий, воспитанный в доме епископа, относился к священнослужителям с благоговением, однако сам предпочитал держаться вдали от церковного престола:
Итак, я признавал, что надо любить людей деятельных,
65
О роли Василия в формировании каппадокийского монашества см. в разделе" "Монашество" "в гл. II нашей работы.
66
В семье Василия уважение к Оригену было давней традицией: его бабушка, Макрина–старшая, училась у Григория Чудотворца, который, в свою очередь, был преданным учеником Оригена.