– Степан? – Анатолий Иванович испуганно моргал. – Я тебя слушаю, Степа. Что стряслось?
– А ничего, – лениво протянул Шишкин. – Я тут в космосе побывал, посмотрел сверху на нашу жизнь.
– Шишкин, если окажется, что ты пьян, или накурился чего-нибудь... Я не посмотрю, что мы вместе учились и работали.
– Ну, конечно, Анатолий Иванович. Куда уж там. Первым делом – дела фирмы. Я, собственно, по этому поводу и приехал. И скажу тебе, Толя, что никаких программ больше чинить не буду. Потому что ты всех нас предал, как последняя тварь.
– Степан, Вы ценный работник, но помните – незаменимых людей нет. – Анатолий Иванович перешел на официальный тон.
– Да брось ты ваньку валять, Толя. Будто я не знаю, что ты уже месяц, как с адвокатами переговоры ведешь. Как бы повыгодней объявить банкротство, а самому сорвать солидный куш, налогов не платить, а нас всех пустить по миру. У тебя все схвачено, продумано, предусмотрено. И куда деньги переведешь, и как отмываться будешь. Капиталист хренов, а еще секретарем комитета комсомола был.
– Степан... – «Откуда, откуда он знает? – Крутилось в голове у Толи. – Кто меня продал? Или он блефует?»
– Да никто тебя не бросил, Толик. Это просто у меня экстрасенсорика прорезалась. И скажу я тебе – мерзавец ты. Хотя, я тебя понимаю, останется несколько миллионов, на скромный домик хватит. И номер счета твой шестнадцатизначный, оффшорный знаю. Ишь, чего надумал, налогов не платить. А если я в налоговое управление настучу? Заломают твои белые ручки, посадят в зиндан, и прощай-прости вольная жизнь.
– Чертовщина какая-то. – Мелькнуло в голове у Анатолия Ивановича, и вслед за тем совсем уже криминальная мысль об убийстве, которую он, впрочем, тут же отверг, как несоответствующую ситуации и моральному кодексу.
– Ага! – Торжествовал Шишкин. – Убивать-то меня боишься, засудят, да и совесть загрызет.
– Толь, а может полицию вызвать? Он, кажется, пьяный, или рехнулся, – взмолилась Галя.
– Нет, мы с ним разберемся. Откуда ты все это знаешь? Хорошо, давай поговорим, – зашипел Анатолий Иванович, схватил Шишкина за рубашку и втащил в комнату. – Ты, Степан, войди в мое положение. Бизнес усыхает на корню, я не то, что прибыль, зарплату вам и страховку платить не могу. Нашелся покупатель, два месяца с ним договаривались – все напрасно. Еще недели две, и я потеряю все, если не объявлю банкротство. А чего ты волнуешься, получишь пособие по безработице.
– Ну, уж не лукавь, заработаешь ты двенадцать миллионов, налогов с них платить не будешь. Номер счета твой – двести тринадцать шестьсот пятьдесят семь...
– Замолчи, черт бы тебя побрал. Сколько ты хочешь, Степан? – обреченно вздохнул шеф.
– Половину. Я ее заслужил, мы ведь с тобой вместе все это начинали.
– Ты меня без ножа режешь, Степан, – простонал Анатолий Иванович.
Но Степан уже знал, что шеф согласен.
13.
Неожиданно Шишкин онемел, будто заморозился в пространстве. Анатолий Иванович тоже застыл, не закончив фразу. Светящееся серебристое облачко окутало Степана и взорвалось звездочками. К счастью, Шишкин не был знаком с механизмами локального изменения действительности, поэтому проснувшись в дворике со частично стертыми фрагментами памяти и модифицированным будущим, он совершенно не удивился.
– Черт, приснится же такое! – Степан потряс головой, попытался встать и с грохотом уронил стул.
– Чего гремишь? – Высунулась из окна Ксения. – Спать пора.
– Да и сам не знаю, заснул, видимо. Почему так головка болит?
– Я этого Василия на порог больше не пущу. – Распалялась Ксения. – Ты на себя посмотри. Каждый раз одно и то же.
– Ксюша, да не ругайся ты, – зевал Степан.
– Быстро иди спать.
– Иду, иду. Водички бы мне, Ксюш.
– Держи, и таблетку Алька-Зельцер выпей. У тебя же совещание завтра утром, забыл?
– Люблю я тебя, Ксения, душевная ты. Ты уж прости меня.
– Ах, Степан-Степан. Только обещай мне, что это в последний раз.
– Ей-Богу, – Степан в этот момент и сам был уверен в собственной искренности. Ну его, этого Васю. И с Толей на днях поговорю, чтобы он акций подбросил. И заживем мы спокойно, хорошо – бормотал Шишкин. – Правда все будет хорошо? – почему-то разволновался он. – Тьфу ты, такое дерьмо приснилось, облака какие-то.
– Спи, Степа, Спи. Все будет хорошо.
14.
В тот далекий, весенний день о ежике все забыли. Он недоверчиво плюхнулся на землю, попытался встать на свои лапы. В голове у него шумело, он лениво подошел к дереву, и окончательно потеряв чувство ориентации, полез по стволу вверх. Оказалось, что маленькие его лапки замечательно чувствовали шероховатости ствола, коготки цеплялись за кору.