Высшие женские Бестужевские курсы
Наблюдение затмения в Бургосе, тесное общение с представителями международного астрономического сообщества окончательно утвердили Н. М. Субботину в ее желании стать астрономом, и не просто астрономом-любителем, а астрономом профессиональным. А для этого все-таки требовалось высшее профессиональное образование. Учебу в зарубежном университете Субботина не рассматривала — семья никогда не отпустила бы ее одну, а их жизнь была сосредоточена в России. В России же единственным путем получения высшего образования для женщины было поступление на Высшие женские курсы. Старейшие и наиболее уважаемые из них — Бестужевские — располагались как раз в Санкт-Петербурге, что было удобно для Субботиной. Несмотря на все возможные трудности, она решила поступать. И ее, с ее физическими ограничениями, разумеется, не взяли. И, разумеется, отказ Субботину не остановил. Вот как описывает эту историю М. Н. Неуймина: «Она подала прошение о принятии ее на физ[ико]-мат[ематический] Факультет Бестужевских курсов на отд[еление] Астрономии в качестве вольнослушательницы. Ведь лекции по математике и астрономии почти сплошь состояли из формул и выкладок, записанных на доске — что было бы вполне доступно для Н[ины] М[ихайловны], а вычислять и наблюдать она могла не хуже здоровых курсисток. К тому же ее обыкновенно сопровождал кто-нибудь чтобы записывать текст (лекции или сообщения) который Н[ина] М[ихайловна] тут же прочитывала, угадывая слова по губам собеседника (уже по первым слогам и даже буквам). Но директор Курсов Раев[368] отказался ее принять. Весьма настойчивая, упорная в осуществлении своих желаний и стремлений Н[ина] М[ихайловна] едет к министру Глазову[369] который подписывает свое согласие на ее прошении и пр[офессор] Фауссек[370] к тому времени сменивший Раева принимает Н[ину] М[ихайловну] вольнослушательницей (в 1903/1904 годах)»[371]. В. Г. Глазов был старым товарищем отца Нины Михайловны. Конечно, он подписал ее прошение. Даты 1903/1904 гг. немного ошибочны. В. А. Фауссек был избран директором курсов только в 1905 г., и сама Н. М. Субботина упоминала, что поступила на курсы в 1905-м. «Потеряв в детстве слух и движение ног от скарлатины, получила образование дома под руководством отца. В 1905 г. поступила вольнослушательницей на Физмат. СПБ высших Женских курсов, посещая там лекции и практические занятия в ЛГУ у проф. Боргмана, Хвольсона и Жданова», — писала она в автобиографии[372].
Итак, Нина Михайловна поступила учиться на физико-математическое отделение Высших женских Бестужевских курсов в С.‐Петербурге в 1905 г. и успешно закончила обучение в 1910 г., представив солидное выпускное сочинение (о чем мы будем говорить ниже). Распорядок ее повседневных занятий этого периода хорошо известен благодаря сохранившимся письмам к Н. А. Морозову, в которых Нина Михайловна регулярно и подробно рассказывала о своих делах. Первое из них датировано 22 мая 1906 г.[373] Переписка продолжалась на протяжении многих лет сквозь революции, войны и прочие потрясения вплоть до смерти Н. А. Морозова в 1946 г. Нина Михайловна познакомилась со знаменитым участником народнического движения, осужденным за это и проведшим 25 лет в тюремном заключении, Николаем Александровичем Морозовым (1854–1946) в 1905 г. по выходе его из Шлиссельбурга в доме другой знаменитой революционерки Веры Фигнер. Через много лет она с удовольствием вспоминала об этом дне: «Вспоминаю 1905 год и первую встречу с дорогим Николаем Ал[ександровичем] у Фигнер[374]: какое чудное впечатление осталось на всю жизнь! Яркая, живая душа, спокойная во всех жизненных испытаниях и ободряющая всех, кто его знал и любил, кто любит и теперь…»[375]. В воспоминаниях Н. А. Морозов так писал об этом периоде своей жизни: «Я был единственный из шлиссельбуржцев, оставшихся в Петербурге (после освобождения из тюрьмы. — О. В.), и потому все внимание интеллигентного общества обрушилось на меня. Целый месяц или более я ни разу не обедал и не ужинал дома, а всегда у новопоявившихся друзей, и каждый обед или ужин оказывался „званым“, т[о] е[сть] на него приглашалось человек до двадцати знакомых хозяина и хозяйки, которые в свою очередь зазывали меня к себе на такие же фестивали. Это были большею частью известные адвокаты, писатели, художники, доктора, профессора разных специальностей, артисты и артистки. Все комнаты их квартир казались мне, привыкшему к тесноте своей камеры, громадными и роскошными по обстановке, все молодые женщины казались с непривычки восхитительными красавицами»[376]. Субботина и Морозов несомненно принадлежали к одному кругу научной, технической и художественной интеллигенции, у них были общие знакомые и общие научные интересы. Близкие друзья семьи Субботиных, ботаники Ольга Александровна Федченко и ее сын Борис Алексеевич Федченко, знали Морозова со времен его революционной юности, то есть, конечно, Ольга Александровна знала, поскольку ее младшая сестра Наталья Александровна Армфельд[377] входила в тот же самый народнический кружок, к которому принадлежал и Морозов. В начале 70‐х гг. XIX в. молодые люди, случалось, собирались в родительском доме О. А. Федченко[378]. Можно предположить, что кто-то из старшего поколения семьи Субботиных также был знаком с Морозовым с тех же самых пор.
368
Предположительно Раев Николай Павлович (1855–1919) — российский государственный и общественный деятель; действительный статский советник; в этот период директор курсов назначался правительством.
369
Глазов Владимир Гаврилович (1848–1920?) — генерал от инфантерии; в 1904–1905 гг. министр народного просвещения; в 1909–1918 гг. член Военного совета Российской империи.
370
Фауссек Виктор Андреевич (1861–1910) — зоолог и энтомолог; профессор Женского медицинского института; в 1905–1910 гг. — первый выборный директор Высших женских Бестужевских курсов в С.‐Петербурге.
371
372
373
374
Фигнер Вера Николаевна (1852–1942) — известная участница народнического движения в России в 70-е гг. XIX в.
375
377
Армфельд Наталья Александровна (1850–1887) — революционерка-народница; член кружка «чайковцев»; осуждена и умерла в ссылке на Каре; младшая сестра ботаника О. А. Федченко.
378
Подробнее об этом см.: