— Вуайерист херов! — подумал я, но решил, что это безобиднейшее из половых извращений.
Моня поселился у нас. После работы он приходил к нам, и мы ужинали втроем. Иногда он просился немного полежать на широкой койке: бока, видите ли, он отлежал на узенькой. Ну и лежал он на нашем брачном ложе, пока мы сами не заваливались туда спать. Я заметил, что Моня обычно лежит, уткнувшись носом в подушку, вынюхивая что-то.
— Фетишист чертов! — заключил я и решил, что годится все, кроме садизма.
У Мони после смерти его отца осталась отличная двухкомнатная квартира у Филевского парка. Туда он перешел, уйдя от семьи. Но фактически с апреля он жил у нас с Олей.
А после майских праздников у нас на Таганке начался капитальный ремонт. Нас хотели отселить на край города, но мы не согласились. Формально мы продолжали жить в нашей квартире, а фактически перешли к Моне в Фили.
Бабку-«коммунистку» отселили в наш же дом, этажом выше, в пустующую комнату. Стало быть, в нашей квартире освободилась комната, и мы могли претендовать на нее. Моня первый «додул» до этого и вместе с Олей отправился в Райисполком требовать освободившуюся площадь. Мне было неудобно что-либо требовать от властей и я, отдав им паспорт, отказался идти вместе.
Олю и Моню подняли в Исполкоме на смех. Они сумели попасть к самому председателю, и тот заявил, что почти тридцать метров на двоих — это достаточно, ну а то, что муж — доктор наук и профессор — значения не имеет.
— А если бы он был токарем, то вы попросили бы отдельную комнату для станка? — осмеял их председатель.
Но Моня хорошо знал законы — ученым тогда полагалось дополнительно двадцать метров площади, причем неоплачиваемой. А главное то, что у него родственница — прокурор, и не простой, а бывший зам. Генерального.
Последовал прокурорский запрос в наш Райисполком, и нас через неделю срочно вызвали повесткой для получения ордера. Повестка начиналась так: «Поздравляем вас…».
Тогда уж я согласился пойти, забрать ордер — это можно! Но Моня на всякий случай сопровождал нас, чтобы мы чего-нибудь не «выкинули». Мы забрали ордер, расписались, сказали «спасибо» и ушли обмывать его к Моне.
Там у Мони не было, как у нас, двух коек в одной комнате. В большой комнате стояла широкая койка — на ней лежали мы, а в маленькой — узкая, там лежал Моня. А если честно, то первую половину ночи он не лежал, а стоял в дверном проеме, наблюдая за нами.
— Вуайерист чертов! — шипел я ему, зажимая рот Оле, чтобы она не визжала или стонала слишком громко, — драчмейстер херов! — пытался прогнать я его, замечая какие-то действия, несвойственные простому вуайеристу.
— Невозможно работать! — протестовал я, видя, что призрак Мони не пропадает из проема.
— Оставь его в покое! — шептала мне на ухо Оля, — тебе было бы лучше, если бы он приперся к нам третьим?
Я замотал головой, продолжая работать.
Хитрец Моня, задумав отвлечь меня от моей жены, стал, как это раньше делала Оля, приводить по вечерам к себе на квартиру дамочек. Боюсь, что это делалось с молчаливого согласия Оли. Что он говорил этим дамочкам, не знаю, но весь вечер он «сводил» меня с очередной гостьей. Иногда его затея удавалась, и я с гостьей оставался на ночь в одной комнате, а Моня с Олей, естественно, в другой. Мои попытки объединить всех «жильцов» квартиры в одном порыве в одной комнате и даже койке, отклика не получили. Вернее получили, но отклик был негативный.
Тогда я применил хитрость. Так как Моне я не мог запретить приглашать в его квартиру гостей, то я решил сильно снизить свою собственную котировку. Как только я слышал, что Моня пришел с очередной подругой, я спешно напяливал на себя пижаму его покойного отца, бывшего весьма полным человеком. На живот и на зад я подкладывал по малой подушке, на голову надевал ночной колпак, тоже принадлежавший отцу Мони.
В таком карикатурном виде я и появлялся перед Мониной гостьей. Та, конечно, хваталась за сердце — видимо, Моня все-таки сообщал гостье, что ее приводят для знакомства с другом-спортсменом, молодым и красивым. Перед ней же представал толстый стареющий джентльмен с оттопыренным задом и толстым брюшком, причем уже в ночном колпаке.
Но если гостья даже после такого знакомства сразу же не убегала, я демонстративно выдергивал подушки и снимал колпак. Гостья была счастлива от такого преображения и уже точно оставалась на ночь. Однако, желая сохранить семью и оградить молодую жену от явного разврата, я все-таки уговорил Моню больше не приводить для меня дамочек. А для себя он и не хотел никого, потому, что любил Олю. Вот так мы и жили.