Тамара не реже раза в неделю уезжала к своей матери с дочкой, и нередко оставалась там на ночь, а то и на две. И я чаще всего использовал эти моменты, приглашая к себе давних, а то и случайных знакомых.
Наша телепередача «Это вы можете!» была тогда в зените славы. После записей, которые происходили обычно в большой аудитории — чаще всего в студии Останкино или на ВДНХ, и у меня оказывалось достаточно новых знакомых дам. Выбрать из них подходящую и пригласить посмотреть мою чудо-сауну, труда не составляло. Бывало, что для этого девушки даже оставляли своего кавалера, с которым пришли на запись. «Вот, бл…, популярность!» — как говаривал мой старший друг — писатель Василий Захарченко. А Тамара же обычно в эти дни уходила к матери, во-первых, потому, что меня не было дома весь вечер, а во-вторых, я сам способствовал этому.
Вечер мы с новой знакомой обычно проводили, как сейчас говорят, в «тестировании» чудо-сауны, заготовленного заранее шампанского, а под конец — и друг друга. Утром мы пили — кто кофе, а кто пиво, и разбегались, иногда даже не обменявшись телефонами.
Конечно же, я читал газеты и слушал сообщения, про ужасную болезнь — СПИД, но считал ее пока уделом Африки. Разных там — Заиров, Зимбабве, Мозамбиков и так далее. Но, на всякий случай, держал в ящике письменного стола презервативы, хотя в самые ответственные моменты про них забывал. Да и девушки хороши — нет, чтобы самим вспомнить о безопасном сексе, бесстрашные они какие-то! Или влияло то, что мы оба были сильно выпившими и в охотничьей эйфории.
В те годы моя сексуальная жизнь, кроме Тамары, с которой я жил как с женой, и этих спонтанных встреч, сводилась к периодическому посещению еще двух Тамар — Ивановны и Витольдовны. Если звонила Витольдовна, которая в очередной раз «прощала» меня, я обычно бросал все и бежал к ней. Даже Тамара-маленькая своими слезами не могла удержать меня от этого. Меня тянуло к Витольдовне что-то, чего я до сих пор не могу понять. Ведь я даже сейчас часто вижу ее во снах. Правда, вижу и Олю, и Ивановну, не говоря уже о Тамаре-маленькой. У Витольдовны, как и раньше, не засидишься — хорошо, если удавалось ночь провести вместе. Утром мы, обычно ссорились и разбегались. Бывало при этом, иногда, и рукоприкладство, конечно же, с ее стороны.
Звонила иногда Ивановна. Чаще всего, если у нее что-то там портилось по электричеству, или мебель надо было перетащить. Конечно же, по телефону она мне этого не говорила, а только по приезду, после рюмки-другой. Характер у моей старой подруги испортился, и редкая встреча обходилась опять же без рукоприкладства, но на сей раз с моей стороны. Любила она доводить до белого каления — хлебом ее не корми и мадерой не пои! Но, после побоища близость была особенно остра и чувственна.
Вот и весь ограниченный «ассортимент» моих сексуальных утех в Москве — не то, что несколькими годами раньше! Ездил я и в Киев к Ире, но это нечасто, хорошо, если раз в два месяца на недельку. Правда, в Киев я ездил и летом на отдых.
И вот однажды — говорю, и сам замираю от волнения в ожидании роковой встречи — я возвращаюсь с очередной записи передачи, причем один. Не все коту масленица! Еще со студии я позвонил Тамаре, убеждая ее пойти домой, но получил отказ.
Злой и обиженный, я выхожу из метро у Театра на Таганке. Домой не хочется, к тому же мы с Василием Захарченко прилично выпили «на выход». Оглядываю милых дам, стоящих возле выхода метро, и вдруг вижу… негритянку. Высокая, худая, очень темная, с миллионом тонких косичек. Днем бы, да на трезвую голову — испугался! А тут — ничуть!
Подхожу, здороваюсь по-английски и с места в карьер предлагаю: «Лет ас гоу хоум ту ми — дринк э литтл! Ай лив ниир!» («Пойдемте ко мне домой, выпьем немного! Я живу близко!» Англичане, простите меня за «инглиш», но я ведь был выпивши!). «Виз плежар!» («С удовольствием!») — отвечает мне «красавица южная», и мы в обнимку идем ко мне.
По дороге я обнаружил две вещи — негритянка, которую звали Сюзи, немного пьяна, а к тому же, она ни слова не понимает по-русски. Или притворяется. Мы добавили шампанского, я включил сауну. Сюзи была приятно шокирована. После сауны мы допили все, что оставалось, и я забылся.
Утром просыпаюсь от сильной головной боли. Пытаюсь определить, где я. Но потолок так высоко, что я ничего не понимаю. Поворачиваю голову налево и
— о, ужас! — рядом со мной лежит нечто голое, черное с оранжевыми ладонями и змеями вместо волос.
— Все, — думаю, — я на том свете, или еще хрен знает где! Оказывается, лежим мы с негритянкой голые на паласе на полу — поэтому и потолок так высоко. Понемногу память стала возвращаться ко мне, и я покрылся холодным потом. Негритянка — значит Африка, а Африка — это СПИД! Одна надежда — вдруг мы по-пьянке забыли о «любви».